Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 | страница 79



31 июля 1927. Воскресенье

Вчера у нас с Юрием был такой хороший вечер. Встретились на студенческом собрании, но оттуда сбежали: невтерпеж стала эта игра в парламент. Сначала посидели в «нашем» кафе, потом отправились в Ротонду. В Ротонде Юрий встретил двух приятелей, один из них художник Исаев, которого он не видел чуть ли не год. Вернулись с последним поездом. Но, главное, это сознание, ощущение миновавшей опасности. Бедный Юрий, что он перенес за эти дни. Но эти дни, эти тяжелые переживания нас еще больше сблизили.

Сегодня ходили в лес. Пошли налево, и пришли в Шавиль. А на обратном пути, идя мимо Кольнер, зашли к ним. Было много народу, играли в крокет.

С Юрием хорошо и нежно.

А дома опять назревали какие-то события. Со вчерашнего дня Мамочка дуется, не говорит. Вчера — готова поклясться — не верила мне, что я иду на собрание. А сейчас, когда Юрий собрался уходить, вдруг говорит: «Я с вами пойду, Юрий Борисович». И вот уже больше получаса, как они говорят. О чем? Атака совсем неожиданная и тем более неприятная, что Юрий, прощаясь, просил меня выйти с ним, что-то хотел сказать. И до вторника я не узнаю, о чем они говорили. Боюсь только, очень боюсь, что Юрий будет слишком откровенен. Ведь нельзя же, особенно теперь, когда опасность миновала. Господи! Слышу его голос, проходят мимо дома. О чем? Что-то еще будет?

4 августа 1927. Четверг

Записать надо многое и как следует, а время каких-нибудь полчаса, пока стручки варятся. Как-то и не хочется.

Разговор этот был очень хороший. Я очень рада. Слышала я его и от Мамочки, и от Юрия. Оба сумели быть объективными. Мамочка не допытывалась, как Папа-Коля, женщина я или нет. (Эту часть разговора мне подробно рассказал Юрий). Но интересно то, что она в этом не сомневается. Мне это даже нравится. Она больше всего боялась, что я буду доморощенным способом прекращать беременность. Ей даже казалось, что я какие-то порошки с молоком принимала. Юрий ее успокоил. Вот новый пункт этого разговора. Одно только мне было неприятно — некоторая чрезмерная откровенность, когда зашел разговор о том разговоре с Папой-Колей, и Юрий дал Мамочке письмо, написанное в ту же ночь. Случайно оно было не у меня, а у него. Случайно я застала Мамочку за чтением этого письма и расплакалась. Это было еще до нашего с ней разговора. Мы поздно вечером долго сидели на Grande Rue и (нрзб одно слово — И.Н>. И еще один момент — мне было хорошо с ней. М<ожет> б<ыть>, потому, что она так хорошо говорила о Юрии и о нас обоих.