Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 | страница 6

Провожал меня Монашев. Я не видела его 5 недель. И встреча оказалась решающей. У нас завязался серьезный разговор, а поезд уходил через 10 минут. «Дима, я еду с последним поездом. Идем, поговорим». И мы пошли на вокзал; сели около какой-то закрытой кассы и говорили. Разговор передать трудно, даже невозможно. Конкретных фраз не было. Дима говорил о каком-то единстве душ, о родстве их, о том, что любит меня и будет любить что бы ни было. Мне, наконец, стало его жаль, и я решила раз навсегда все покончить. И когда он меня спросил: «Ну, говори, чем же ты жила это время?», я ответила: «Знаешь ли ты, что в мою жизнь вошел один:..» Потом сказала и кто. «Что ж! Человек он неплохой. Дай Бог тебе счастья! Но помни, что я всегда останусь твоим другом». Мне было его очень жаль и чуточку — себя: ведь он, действительно, любил меня. Так же я оттолкнула Шемахина, кот<орый> также, может быть, меня любил.

Теперь о Косте. Он был два раза, т. е. заходил еще в прошлую пятницу днем, но не застал меня. Первый раз Папы-Коли не было дома, мы сидели втроем, о чем-то мило разговаривали и потом пошли с Мамочкой проводить его до мостика. Второй раз был в среду. Говорили о концертах, об операх, и я молчала. Мне хотелось пойти погулять, и я закинула удочку: «Костя, а на дворе сейчас холодно?» «Да, очень сыро и неприятно». Я сочла это за нежелание остаться со мной вдвоем, обиделась и упорно молчала. Так, что даже когда говорили о «Князе Игоре», Костя спросил: «А ты-то что все молчишь. Тебе понравилось?» На что получил лаконическое: «Да». Когда он уходил, я по обыкновению вышла «зажигать свет», проводила его до дверей. Казалось, в этот момент еще можно было что-то удержать, что-то поправить, что-то нужное сказать. «Так будешь в субботу на вечеринке?» «Да, вероятно. Хотя я еще и сама не знаю, пойду ли». «Да? Я тоже не уверен». И почему-то оба смеялись. «Ну, иди, опоздаешь на поезд». Он поцеловал мне руку и встал. Мне нравилось его целовать, когда он уходил. Этот тихий поцелуй «на прощанье» оставлял какое-то хорошее и теплое воспоминание. Почему этого не было тут? А ведь в этот день было написано стихотворение «Не километры разделяют нас»[4]. Мне вспомнилась последняя строфа… и сделалось так грустно-грустно. А слез не было. Сколько раз за это время мне хотелось написать ему письмо. Я удерживала себя. Пусть он начинает… Я молчу и жду. Показать ему стихи? Специально читать, без его просьбы — нет. А если он будет на том вечере Союза, где я буду выступать — прочту.