Мы, девчонки, по-разному оценивали этот случай. Джильола Спаньюоло и Кармела Пелузо поддерживали братьев Солара потому, что те были красавчиками и ездили на «миллеченто». Я колебалась. В присутствии подруг я склонялась на сторону Солара, и мы даже спорили, кому из нас они нравятся больше; они и в самом деле были хороши собой, и каждая из нас волей-неволей представляла себя сидящей рядом с одним из них в автомобиле. Но в то же время я слышала, что они очень плохо поступили с Адой и что Антонио, хоть и не был мускулистым красавцем и, в отличие от них, не ходил каждый день в спортзал тягать штангу, не побоялся вступить с ними в драку. Лила придерживалась того же мнения, но, когда она его высказала, я почему-то вступила с ней в спор.
Он зашел так далеко, что Лила (возможно, потому, что была еще не такой зрелой, как мы, и не знала, как приятно и одновременно страшно ощущать на себе взгляд братьев Солара) побледнела сильнее, чем обычно, и объявила, что, если бы с ней случилось то, что случилось с Адой, она, чтобы уберечь от беды отца и брата, сама разобралась бы с этими типами.
— Да Марчелло и Микеле на тебя даже не взглянут! — заявила Джильола Спаньюоло. Мы думали, что Лила придет в бешенство, но она вместо этого серьезно сказала:
— Тем лучше.
Она была такой же худенькой, как и раньше, но стала мускулистой. Я внимательно посмотрела на ее руки и с удивлением обнаружила, что они стали такими же, как у Рино и у отца: кожа на подушечках пальцев пожелтела и огрубела. Ее никто не заставлял, это не входило в ее обязанности в мастерской, но она постоянно бралась за работу с обувью: вощила нити, отпарывала, клеила, прошивала и управлялась с инструментами Фернандо почти так же умело, как брат. Вот почему о латыни в тот год она у меня так ничего и не спросила. Вместо этого однажды поделилась со мной своим замыслом, который не имел ничего общего с книгами: она пыталась убедить отца начать изготовление новой обуви. Фернандо и слышать об этом не хотел. «Делать обувь вручную, — говорил он ей, — это искусство без будущего: сегодня все делают машины, машины стоят денег, а деньги лежат в банках и у ростовщиков, а не в карманах семьи Черулло». Но она настаивала, не забывая нахваливать его на все лады: «Никто не умеет делать такую обувь, как ты, папа». Даже если это и правда, отвечал он, теперь все делают на фабриках, большими партиями, и продают по бросовым ценам. Он сам работал на фабрике и знал, какую дрянь они выпускают. Но ничего не поделаешь, добавлял он: когда людям нужны новые ботинки, они идут не к местному сапожнику, а в магазины на улицу Реттифило; что толку шить вручную качественную обувь, если не сможешь ее продать? Пустая трата денег и времени, так и разориться недолго.
