По всему кварталу процветало предпринимательство. В галантерее, где Кармела Пелузо начинала работать продавщицей, неожиданно появилась молодая швея: магазин расширили и рассчитывали превратить в модное дамское ателье. Из мастерской, где работал сын Мелины Антонио, сын старого хозяина, Джентиле Горрезио, попытался сделать небольшую фабрику мопедов. В общем, все пришло в движение, все закрутилось, все на глазах меняло облик, скрывая накопившуюся ненависть, напряжение и уродство и представая в новом свете. Пока мы с Лилой учили в сквере латынь, менялись даже простые вещи вокруг нас — фонтанчик, куст, яма на краю дороги. Пахло битумом, медленно, с треском и дымом, полз дорожный каток — рабочие, голые по пояс или в майках, асфальтировали улицы и stradone — широкое шоссе. Менялась даже цветовая гамма. Паскуале, старший брат Кармелы, устроился рубить деревья, росшие вдоль железной дороги. Страшно представить, сколько он их вырубил, если мы целыми днями слышали звуки пилы: деревья вздрагивали и, источая аромат опилок и зелени, падали на землю с протяжным шелестом, похожим на вздох; Паскуале и другие рабочие без устали пилили, рубили и корчевали корни, пахнувшие землей. Зеленое пятно исчезло, и на его месте появилась плоская и утоптанная площадка желтоватого цвета. Работу эту Паскуале получил по счастливой случайности. Незадолго до того друг сказал ему, что в баре «Солара» сидят какие-то люди, которые нанимают мужчин на ночную вырубку деревьев на площади в центре Неаполя. Паскуале не любил Сильвио Солару и его сыновей, но все равно отправился в бар, сгубивший его отца, — ему надо было кормить семью. Он вернулся на рассвете, без сил, принеся с собой запах свежей древесины, погубленных листьев и моря. Затем его все чаще стали приглашать и на другие подобные работы. Теперь он трудился на стройке за железной дорогой, и иногда мы видели, как он взбирается на строительные леса растущих на глазах новых зданий или, нацепив на голову панаму из газеты, устраивается в обеденный перерыв на солнце и ест сосиски с хлебом и брокколи.
Лила сердилась, когда я отвлекалась, глядя на Паскуале. К моему большому удивлению, выяснилось, что она уже многое знает из латыни, например все склонения и спряжение глаголов тоже. Я осторожно спросила ее откуда, и она с обычным для нее сердитым выражением лица, означавшим, что ей жалко тратить время на пустые разговоры, призналась, что, когда я поступила в среднюю школу, она взяла в библиотеке Ферраро латинскую грамматику и из любопытства выучила ее. Библиотека была для нее ценным ресурсом. Хоть и не сразу, но она все же с гордостью показала мне свои четыре читательских билета: один ее собственный, один — на имя Рино и по одному — на отца и на мать. На каждый билет она брала по книге, проглатывала их за неделю, а в следующее воскресенье возвращала и брала четыре другие.
