Наша девочка родная
Третий день лежит больная:
В ногу ей впилась колючка,
Ядовитая да злая.
Не тебе ли это, дочка,
Надевать велел я строго
Туфли с золотым носочком?
Не просил ли, ради бога,
Навсегда забыть дорогу
К старой башне, где крапива?
Не учил ли, чтоб шептала
Заклинанья торопливо
Перед каждою дорожкой,
Чтобы по саду гуляла,
Чуть земли касаясь ножкой?
Не тебя ль молил я слезно
Донник желтый класть в чулочки,
Обольщать улыбкой звездной
Все колдобины и кочки?
Не тебе ль шептал всегда я:
«Будь сродни цветам небесным,
Воспари над миром тесным,
Век свой в небе изживая»?
Не твердил ли каждый день я
Трижды эти наставленья?
Дочь лежит в недужных грезах,
Поводя глазами сонно,
Разметавшись, словно роза
На подносе золоченом.
Сотворить бы тельце это
Недоступным для страданий
Из весеннего рассвета,
Из багрянца зорьки ранней!
Оборвав цветок кувшинки,
Веки выкроить для дочки,
Вместо глаз вложить росинки,
По рубину вделать в щечки.
Грудки — два дрозденка хрупких —
Схоронить от наговора
В перламутровых скорлупках…
Подглядеть бы мне, как в чаще
Солнце ткет свои узоры,
Как бежит поток журчащий;
Мне б подслушать, как весною
Прорастает злак пшеницы,
Как большой незримой птицей
Реет ветер над землею!
Мне б соткать из тех открытий
Дочь на удивленье миру,
А взамен души вложить ей
Обнаженную секиру!
