— Да, — тихо сказал Скай.
— И что? — почти ласково продолжал допрашивать Шокер. — Кто вчера пол ночи вопил на гатри?
— Это был личный разговор, — пояснил Скай. — И я не вопил. Я больше слушал.
— Это неважно! — вздохнул Шокер. — Я же ясно сказал: никаких разговоров на гатри. В русском языке хватает слов, чтобы поговорить о любом личном. Если я чего-то настоятельно требую, это не просто так, а для пользы дела. Для вашей же безопасности. Да даже если и просто так, если мне вожжа под хвост попала, неважно. Это был приказ, что непонятно?!
Скай поджал губы.
— Что тебе непонятно?! — не отставал Шокер.
— Я был наедине с сестрой. Наедине как хотим, так и разговариваем! — твёрдо заявил Скай. — Что ты ко мне прикопался? Опять рога режутся?
Шокер швырнул на стол ложечку и резко встал.
— А ну, пошли со мной! — процедил он и пошагал куда-то вглубь дома.
Скай покачал головой, поднялся на ноги и поплёлся следом.
Лис проводил их мрачным взглядом и повернулся к Лали:
— Что это с ним?
— С кем?
— С Шокером?
— А мне почём знать? — угрюмо ответила она, пожав плечами.
— А кому знать? Мне? — фыркнул Лис. — Так я с ним не сплю.
— Не хами, — лениво отозвалась Лали.
— Ты зачем Ская подставляешь? Твои вопли вчерашние весь дом слышал… — не отставал Лис. — Сестра, называется. Я бы такую сестрицу…
— Пошёл ты… — и Лали чётко задала короткое трёхбуквенное направление.
— Не, — покачал головой Лис. — Незачёт. Больше работай над словарным запасом, а то Шокер услышит, совсем расстроится.
Лис несколькими длинными глотками допил кофе, отставил чашку, встал и пошёл из-за стола. Проходя позади Лали, он наклонился к ней и сказал с усмешечкой:
— До чего ж вы, гатрийские бабы, красивые… но без мозгов.
Лали осталась сидеть, прямая, как струна. Лица за чёлкой-занавеской было не видно, но тонкие пальчики, сплетённые вокруг чашки, мелко дрожали.
— Уходи, Апрель, — хрипло сказала она. — Иди отсюда. Я сама приберусь.
Я тихонько встала и, не возражая, удалилась в своё временное пристанище.
Если это именно то, что Лис советовал не брать в голову, то пожалуйста. Я готова не брать. В конце концов, если им не зазорно выяснять отношения в присутствии совершенно чужого человека, то почему мне должно быть неудобно?
А мне почему-то было неудобно. И ещё жалко Лали. Без всякой причины, из обыкновенной женской солидарности. Может, она и правда дура. Все мы дуры, куда ж деваться, кто больше, кто меньше. Да и не знаю я, конечно, что тут у них за дела, может, и поделом ей. Но всё равно Лали мне было жалко.
