— Неужели твой Белый брат внушал тебе такие ненормальные помыслы?
Майя отрицательно повертела головой, прямо, с улыбкой, глядя в лицо отца.
— Он, напротив, говорил мне, что это было бы естественно, что греха в любви и браке нет. Но я сама надеюсь и молю Бога помочь мне не ведать любви к кому-либо одному, чтоб полнее и безграничнее любить всех… На что мне эгоистические, сомнительные радости этой обыденной жизни?..
— Ах, Майя, девочка моя дорогая! — невольно воскликнул Ринарди. — Уверена ли ты, что это не сон? Не обман воображения?..
Звук колес и щелканье бича у подъезда прервали беседу отца с дочерью. Оба поднялись удивленные: вечерние, нежданные визиты в деревне редкость. В передней с шумом отворились двери, раздались голоса, веселый смех, и разрумяненное морозом, смеющееся лицо Орнаевой, еще закутанной в меха, опорошенные снегом, заглянуло в столовую.
— Вот и мы за вами — к вам же! — закричала она. — Пообедали? Прекрасно! И мы от обеда… Мы решили не терять золотого времени с Дмитрием Андреичем: он сгорает нетерпением познакомиться со своей Антигоной… То есть, pardon, cousin! С вашей Антигоной, а своим оригиналом. Бухаров! Что ж вы стоите? Раздевайтесь же! Не бойтесь! В этом доме живут не медведи и не педанты, помешанные на формальных церемониях, а добрые, милые, гостеприимные люди, которые нас отогреют лаской и горячим чаем.
Софья Павловна была необычайно мила и весела.
Спутник ее, уже знакомый профессору художник Бухаров, нелюдимостью тоже не отличался. Это был человек средних лет, красивый брюнет с подвижным, выразительным лицом и глазами, изобличавшими сильные страсти, не успокоенные еще бурной жизнью. Бухаров был давно женат на красавице, на женщине замечательной, вообще, не одной красотой, но умом и талантами. Он, вообще, был удачник, что доказывало и его счастливейшее супружество.
Благодаря большому состоянию жены и громадным заработкам мужа, Бухаровы жили роскошно и гостеприимно. Их приемы, кроме того, отличались артистической оригинальностью обстановки, разнообразием развлечений и смешанными элементами общества, которого столпотворение для многих составляло самую привлекательную черту их вечеров и обедов. Бухаровы знали и любили весь свет; и весь свет, за немногими исключениями, знал и любил их.
Оригинальная репутация профессора Ринарди и его дочери давно, по слухам, интересовала Дмитрия Андреича как художника, поэта и, кроме того, мистика по влечению. Он обрадовался, когда Орнаева написала ему, что в ней, «в очарованной и очаровательной Майе Ринарди», она нашла ему чудный тип. Он знал развитый вкус и художественное понимание Софьи Павловны. Кроме того, не прочь был посмотреть на живописные берега Финляндии зимою; а познакомиться с чудодеем-оккультистом и его «зачарованной дочерью» тем более… У него оказалось свободное время, он и воспользовался приглашением, сопутствуемый наказом жены: «Хорошенько все разузнать и постараться уговорить этих интересных людей оставить свою берлогу — показаться в столице!»
