, потому что они ведь не отделяли материю от силы, действующего, безостановочного космического эфира вселенной. Велиар идет еще дальше: он держится определения санскритистов и называет ее душой вселенной… Animus mundi — великое начало и причина всего!.. Ты расспроси-ка его о всестороннем значении слова Аказа. Он расскажет тебе, что оно обнимает все принципы бытия: свет, силу, волю, творчество, дух — и самую любовь!
— Да, да! И он так сказал: любовь в душах людей и животворный огонь, все оплодотворяющий в природе, — одно и то же! — невольно вскричала Майя.
— Ты слышала, как барон говорил это? — спросил отец. — Я думала, что тебя с нами не было.
— О, нет! Его я не слыхала, да и не стану с ним говорить! Он мне антипатичен.
— Напрасно!.. Я понимаю, что тебе не нравится его чересчур утонченное обращение, — ты таких не любишь!
— Не только это, а все! Этот человек — воплощение зла и лицемерия… Я предупреждаю тебя, отец, не доверяйся ему ни в чем. Все, что есть в нем сил и дарований, он все употребит на вред и пагубу всех, к кому имеет доступ. Ты знаешь: я в людях не ошибаюсь.
— Ты преувеличиваешь, мое дитя. И, наконец, хотя бы и так! Мы ведь с ним не навеки сошлись… Знания его велики, и мы постараемся их позаимствовать, а дурные свойства его пусть при нем и остаются.
— Да! Если бы это вполне зависело от нас! — задумчиво возразила девушка. — К несчастию, не одни физические эпидемии заразительны; а я вижу, какой черной атмосферой дышит этот человек.
Этот человек, между тем, не только видел все, но слышал весь разговор отца с дочерью в этот первый вечер своего прибытия и во все последующие дни, — как слышал, видел и знал беспрепятственно почти все, что хотел…
Когда Ринарди простился с дочерью и они разошлись, барон Велиар, сидевший в кресле, в своей далекой спальне, до того неподвижно, что его можно было принять за мертвого, пришел в себя. Презрительная улыбка оживила тонкие черты его выразительного лица, редко оживлявшегося в присутствии свидетелей. Он оперся головой на руку и несколько времени глубоко размышлял о чем-то.
«— Да! — чуть не вслух сорвалось с языка его в заключение. — Кажется, я им делал слишком много чести, — этому маньяку неплодотворных изобретений и его неясно видящей ясновидящей! Они — наши светлые братья, — очень наивны, как и всякая добродетель, если замышляют поколебать наше влияние на мир такими орудиями, как эти двое, отец и дочь!.. Она способнее… но, кажется, нам и сильнейших претендентов на посвящение в светлые таинства и на благотворные перевороты в духовном мире человечества удавалось отстранять в ряды безумных и несмысленных юродивых!.. Подождем. Вероятно, обычные средства помогут».
