Как специально, в этот момент без стука входит Мэтт — мой партнер по бизнесу вот уже почти двадцать лет.
— Хреново выглядишь, — говорит он вместо приветствия.
Я потираю двухдневную щетину и оправдываюсь:
— У нас сегодня нет встреч с клиентами.
— А я не человек? Любоваться тут на тебя… — Он кидает на мой стол пару файлов. — Это надо сделать до четырех. И у нас сегодня есть клиенты, братья Гренджер, ты забыл? Может, все-таки побреешься?
Я игнорирую напоминание о встрече, игнорирую то, как обеспокоенно Мэтт смотрит на экраны, откидываюсь на спинку стула и кладу ноги на стол.
— Чего ты злишься?
— Действительно. — Мэтт поворачивается, смотрит сквозь стекла очков, потом снимает их совсем.
Наставляет на меня. — С чего вообще кому-либо злиться на такого замечательного Адама Холла?
Я снимаю ноги со столешницы.
— Хочешь обложить меня, займи очередь.
Мэтт садится напротив, запускает пальцы в лысеющую шевелюру.
— Что ты творишь, Адам? Сам-то понимаешь?
Так влюбился, что ли?
Встаю, выглядываю из окна, пытаясь переключиться на звуки шумного города под нами. Визг покрышек, сирены, гудки речных буксиров… Мой кабинет выходит на Тауэрский мост; я каждый день любуюсь панорамой с высоты шестого этажа. Я везунчик.
По крайней мере, был везунчиком. Сейчас я просто везучий ублюдок. Везучий мерзавец. Везучий ублюдочный мерзавец.
Глаза Мэтта скоро просверлят в моей спине дырку.
— Адам?
— Уже три вопроса. С какого мне начать?
— С любого.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Я не знаю, что творю. Не влюбился, но к этой женщине меня тянет.
Мэтт хмыкает.
— Это называется похоть, — сухо констатирует он.
Я отрицательно качаю головой. Мэтт не отступает:
— А если не похоть и не любовь, что еще? Адам, что у тебя общего с этой?..
— Эту зовут Эмма.
— Эмма так Эмма. — Мэтт пожимает плечами и тянется за другими очками. — Так что у тебя общего с этой… Эммой?
— Она… — Я слишком долго подбираю слова.
— Шикарная? — подсказывает он.
Она на десять лет моложе меня. Мы из разных социальных кругов и ведем разную жизнь. Она даже не слышала про группу «Иглз», а я не пропустил ни одного их концерта в Великобритании. Она не может подпевать вместе со мной Брюсу Спрингстину. Она живет в вылизанном, белом, стерильном доме, а мой дом — я имею в виду дом Бет — завален барахлом.
— Шикарная, — соглашаюсь я. — И, если откровенно, у нас совершенно сказочный секс.
Он выходит из кабинета, и я смотрю вслед его обтянутой пиджаком спине.
— Похоть. — Он оборачивается через плечо и ухмыляется.
