Дора смотрит на меня, забыв про свои слезы, задетая не столько моими словами, сколько моим раздраженным тоном. Впрочем, я спешу его переменить.
— Что касается остального, то это только дружеский совет: может быть, не нужно торопиться, выбрать подходящее время и подходящую форму, а может быть… Вообще, это ваше личное дело. Хотя, по-моему, если мужчина не в состоянии понять все — я хочу сказать, понять, что вы настоящий человек, — значит, этот мужчина вас не стоит…
Дора начинает снова мучительно глотать слезы, и я шагаю, чтобы не смущать ее своим взглядом, и мы продолжаем идти до тех пор, пока не замечаем, что оказались в конце улицы Раков- ского, куда ни мне, ни ей не по дороге.
— Ладно, — говорю я, — провожу вас еще немного, только вытрите слезы. И обещайте мне, что, если узнаете что-нибудь о Филиппе и компании, сразу же мне позвоните.
Я понимаю, что история эта распутывается чересчур медленно и, сверх того, на весьма однообразном фоне. Нет здесь таинственных и зловещих уголков большого города — пустых депо, свалок металлолома, молчащих во мраке ночи, глубоких подвалов, все еще хранящих запахи домашних солений и копчений. Нет даже неизменного бара «Астория», без которого, как известно, не может обойтись ни один фильм на морально-бытовую тему.
Мне тоже хочется сходить в бар, но что поделаешь, когда как раз в это время люди, за которыми я наблюдаю, вдруг стали необычно скромными и, по получаемым мною сведениям, проводят вечера у себя дома. А бар, что и говорить, открывает богатейшие возможности для сгущения красок. Задаешь героине роковой вопрос: «Кто убил Асенова?» — и в тот же миг оркестр начинает играть «Балалайку». Потрясающий контраст. С одной стороны — зловещее обвинение, с другой — «Балалайка». Не говоря уже о качестве импортных напитков.
К несчастью, нет не только бара, нет и тайных заговоров в темных уголках большого города. Я родился не вчера и тоже хожу в кино, так что прекрасно знаю, какой эффект возникает от такой, например, сцены. Представьте себе…
Полночь. Старинные часы бьют двенадцать раз. Один из убийц показывается в подвальном окне и подает соучастнику ногу убитого: «На, сунь в чемодан и смывайся!» Проницательный читатель, наверно, догадывается об адском плане злодеев — разбросать части трупа во всех концах города, чтобы уничтожить улики.
Имея подобный сюжет в руках, я легко бы отделался от некоторых писателей, которые досаждают мне, отчаявшись в бесплодных поисках большой темы. Только где они, подобные сюжеты? Роешься в человеческой повседневности, сталкиваешься с банальнейшими побуждениями, проникаешь в обычные людские трагедии. Ни тени рокамболизма в напряженности или экзотики в декорации.
