— Да что вы? — сочувственно удивляюсь, — с такой выпивкой и не сдадите?
— Это вы по службе спрашиваете? — Моньо неуверенно обижается, и губы его начинают дрожать сильнее.
— Извините за отклонение, — говорю я, вставая. — Но когда вижу, как вы живете и как могли бы жить…
— Спасибо за участие. Только знаете, у меня есть принцип: не терплю советов.
Вот, видите! У него есть зубки, у этого желтоволосого…
Моньо смотрит на меня своими светлыми глазами, которые вдруг становятся холодными и неприязненными, и поясняет:
— Всегда отказывайся от того, что тебе предлагают другие. Такой мой принцип. Потому что другие думают о своих интересах, а не о твоих.
— Видно, что вы зорко охраняете свои интересы. Настолько зорко, что даже забываете, что интересы людей могут иногда и совпадать…
— Если совпадут, тем лучше! — отвечает Моньо, уже смягчившись.
— Все зависит оттого, какое это совпадение. Смотрите, чтобы ваши интересы не совпали с интересами преступников и грязных людей.
— Я не преступник! — опять начинает петушиться желтоволосый.
— Допускаю. Иначе я не заводил бы с вами этого разговора. Но вопрос не только в том, что вы представляете собой сейчас, но и в том, кем вы станете в будущем. Люди развиваются. Одни идут вперед, другие деградируют.
— Очень интересно, — пытается острить Моньо.
— Вы не можете всю жизнь оставаться в этом состоянии и в этой комнате. Наливаться ракией и слушать бразильские мелодии. Или вы сами выйдете отсюда и найдете свое место в жизни, или вас выбросят как тунеядца и подонка. Нельзя же до бесконечности держать экзамены.
— Это не ваши, а мои проблемы, — бурчит юноша.
— Пока да. Но в скором времени могут перестать быть только вашими. Пользуйтесь случаем, пока есть возможность, принять решение самостоятельно. Это будет достойнее и благороднее. Иначе его примут за вас.
Последние мои слова прозвучали чуть более угрожающе, чем мне хотелось бы, может быть потому, что «Бразильская мелодия» неожиданно кончилась.
Моньо смотрит на меня мрачно и озадаченно, думая, вероятно, что ответить, но мне его ответ ни к чему. Поэтому я ему слегка киваю и выхожу.
На улице уже темнеет, когда я покидаю дом двух «бразильцев», наведя еще некоторые справки в двух-трех соседних квартирах. Темнеет, но я еще не закончил свои дела. Мне предстоит еще одна встреча, назначенная на этот день. Сажусь в троллейбус и покорно даю ему доставить меня к новому жилому комплексу «Восток».
Опуская раздражающие, но излюбленные многими писателями и доходные для них описания всем известных улиц и самых обычных лестниц, скажу только, что помещение, в котором я теперь нахожусь, счастливо контрастирует с беспорядком и неухоженностью квартиры Моньо: обширный зал, застланный бежевым паласом, красивая и хорошо расставленная мебель, светлые стены с несколькими изящными бра, две картины, о которых, по своей неосведомленности, не берусь судить, и широкий стол в углу, заваленный чертежами, — таковы в общих чертах неодушевленные предметы. Что же касается живых объектов, то здесь на первом плане хозяин квартиры — Марин Манев, 35 лет, архитектор, холост и не судим, а на втором — и последнем — Дора Денева, 24 года, студентка, тоже не судимая и представленная мне как невеста уже упомянутого Манева.
