Основы истинной науки - I | страница 58
Иммануил Кант выводил категории знания из форм суждения обыкновенной логикой, лет семьдесят раньше, чем говорили Огюст Конт, Д.Г. Льюис и М. Литтре о цели позитивизма; и Кант в сущности дошёл до того же самого заключения, до которого дошли и эти последние; но смысл его великих слов имеет совершенно иное, более глубокое, чисто философское значение. Он предостерегает всякого не впадать в ошибки, следуя шатким и скользким путём отвлечённостей; но вместе с тем он считает желание проникнуть в духовно-нравственный мир вполне естественным и прирождённым человеческой природе. Он находит, что идеи души, мира и Бога, если мы приписываем им объективное существование вне нас, бросают нас в безбрежное море метафизических заблуждений, но если мы чтим их, как идеи наши, то мы исполняем лишь требования нашего разума, ибо искать причину, предшествующую причине, есть естественная потребность нашего разума.
Идеи служат не для того, чтобы расширить наше познание, но для того, чтобы уничтожить утверждения материализма и через то дать место нравственной философии, которую Кант считает самою важною частью философии.
Для признания метафизики как науки Кант поставил условием, чтоб она по отношению к своим источникам не была эмпирической (т.е. не основывалась только на одном опыте), потому что это условие заключается в самом понятии о метафизике; чтобы представить аподиктическую достоверность, она должна, по мнению Канта, быть познанием a priori. - Кант говорит (Пролегомены), что «разум наш, несмотря на все свои априористические начала, никогда ничего не познаёт, кроме предметов возможного опыта и о них узнаёт только то, что может быть доказано на опыте, но эго ограничение не мешает ему довести нас до объективного предела опыта, т.е. до чего-то, что само по себе не есть уже предмет опыта, но должно быть высшим основанием всякого опыта». Так как Кант относит эти слова к физико-теологическому доказательству бытия Божия, как высшего основания, то тем более должно быть позволено выводить заключения из необходимых отношений нашего опыта к чему-то вне его лежащему, когда это что-то стоит к нам во всяком отношении ближе, нежели Божество, которое есть нечто наиметафизичнейшее, тогда как никак нельзя сказать, чтобы какой-нибудь научный предмет находился уже совсем вне области нашего опыта.
Человечество стремится, конечно, как в положительных, так и в трансцендентных науках, к достижению достоверности; но когда не может достичь её, то должно довольствоваться вероятностью; и ею действительно всегда довольствовалась не только посредственная, но и серьёзно-научно-образованная часть человечества. Что наша организация ставит нам пределы, - в этом нет сомнения, но находимся ли мы уже у этого предела - это ещё вопрос; мы всё же должны проанализировать сами эти пределы и, сообразуясь с возможностью, расширять их, чтобы добыть для наших взглядов на природу вещей несколько надёжных предикатов; от наших же преемников будет зависеть увеличить ещё больше их число, и таким образом может устанавливаться наука.