.
Ашмор сплюнул в грязь: «А на нем — проклятье фаншерады. Смотри-ка ты, он слишком хорош для таких, как мы!»
«Тем лучше для нас», — еле слышно откликнулся Харвинг.
Фаншерада? Слово ничего не значило для Глиннеса, но он не собирался просить разъяснений у Дроссетов. Коротко попрощавшись, он направился домой по широкому лугу. Его провожали шесть пар ненавидящих золотистых глаз. Отойдя достаточно далеко, чтобы в него нельзя было попасть ножом, Глиннес почувствовал облегчение.
Авнесс: так называют в Низинах светло-бледный предрассветный час, печальный и тихий, когда все цвета мира словно растворяются, и в пейзаже не остается никакой глубины, кроме намека на перспективу в тускнеющих с расстоянием задних планах расплывчатых далей. Утро — авнесс и рассвет — не согласуется с темпераментом триллей, не склонных к меланхолической мечтательности.
Глиннес вернулся в опустевший дом — и Глэй, и Маруча уехали. Его охватила мрачная подавленность. Выйдя на веранду и глядя на палатки Дроссетов, он почти поддался вздорному желанию пригласить их на прощальный ужин. В частности, его интересовала Дюиссана — бесспорно обворожительное создание, несмотря на отвратительный нрав и прочее. Глиннес представил себе Дюиссану в благосклонном расположении духа... Ее присутствие оживило бы любую обстановку... Абсурдная мысль! Одно подозрение побудило бы Ванга Дроссета вырвать заживо сердце соблазнителя.
Глиннес зашел в дом, налил себе немного вина. Открыв кухонный шкаф, он изучил его скудное содержимое. Как удручающе отличалась открывшееся его глазам запустение от щедрого изобилия, царившего в старые добрые времена!
Послышалось шипение рассекаемой килем воды. Шагнув на веранду, Глиннес наблюдал за подплывающей лодкой, ожидая увидеть Маручу. Но в лодке стоял узкоплечий длиннорукий субъект с острыми локтями, в темно-коричневом с синим вельветовом костюме популярного среди аристократов покроя. Редкие пряди каштановых волос свисали почти до плеч, взгляд исподлобья и насмешливо кривящийся рот выдавали, вопреки беззлобной вкрадчивости лица, склонность к бесовским проказам. Глиннес узнал старого знакомого, ментора Джанно Акадия. У разговорчивого и остроумного, временами язвительного и даже не чуждавшегося злословия Акадия всегда были наготове эпиграмма, сплетня или философское изречение, что впечатляло многих, но раздражало покойного Джута Хульдена.
Глиннес спустился к причалу, подхватил брошенный конец и привязал его к швартовной тумбе. Ловко спрыгнув на берег, Акадий бурно приветствовал Глиннеса: «Как только узнал о твоем возвращении, не мог усидеть ни минуты — хотел с тобой повидаться! Как приятно, что ты снова с нами!»
