— Господин полковник, — с беспокойством начал было Андрей, но тот раздраженно перебил:
— Иди!
В коридоре Фиолетов расправил китель под ремнем и раздосадовано заговорил:
— Зря я тебя сразу к полковнику… Ну, потом пеняй на себя, господин вор! А пока посидишь в камере.
Поручик сдал Андрея дежурному, тот не очень тщательно обыскал его и повел по ступеням вниз.
Сколько прошло времени — час, два? Трудно это определить в полутемном помещении. Сюда не доносилось ни звука, а свет шел из небольшого окна, забранного ржавой решеткой.
Подвал был сырым. Из кирпичных стен торчали хищно изогнутые крючья. Смердящая лужа тянулась из угла, в котором лежало опрокинутое ведро.
Андрей опустился у стены на корточки, поднял воротник пиджака.
«Что-то будет? Справится ли с делом тот, насмешливо-веселый парень с револьвером в кармане? Здоров детинушка, силы недюжинной… Главное, чтобы он спасся, успел убежать… Если попадется контрразведке в руки, то… Неопытный парень… Все может провалиться… Молодой, видно, из заводских. Лишь бы деникинцы увидели следы жилья, и хотя бы раздался из окна один выстрел из револьвера… Потом пусть бежит… Здесь холодно, словно в погребе… Поверит ли полковник? Наверное, нет… На его глупость надеяться не приходится…»
В камере не тишина, а молчаливое эхо. Оно сторожит каждое движение и зло отзывается на любой шорох. Там, в том доме на Екатерининской, тишина была точно расслабляющий наркоз — с запахами мятой полыни и сухой штукатурки… Как прекрасно видеть небо, слушать свое бьющееся сердце, трогать кончиками пальцев наморщенный лоб. Осязать себя с ног до головы всего — чувствовать свою мягкую кожу, по которой пробежал муравей, ощущать движение легких волосков на ветром обдуваемой руке… Чертовски холодно… Каменная яма с крючьями на стенах… Зачем крючья? Время перестало существовать… Сколько прошло — час, два?..
Казалось, миновала вечность, пока за ним пришел дежурный. Он повел его по тем же лестницам, в гулкой тишине пасмурного здания.
— У вас там на стенах крючков понатыкано, — угрюмо сказал Андрей.
— Для мяса, — не оборачиваясь, отвечал офицер. — Бывшие холодильники…
Фиолетов поджидал его в вестибюле. Он был взволнован, покусывал губы и нетерпеливо смотрел на приближающегося Андрея.
— Пошли, — резко бросил он и зашагал к двери. Они вышли во двор гостиницы. Поверх кирпичного забора уже натянули колючую проволоку, и в углах построили дощатые сторожевые башни. На залитом светом асфальте у коновязи топтались оседланные лошади и стояли офицеры. У стены Андрей увидел несколько трупов. Они лежали на солнцепеке, над ними жужжали мухи. Из-под наброшенных шинелей торчали разбитые солдатские ботинки и хромовые офицерские сапоги.
