Только сейчас она увидела, насколько братья похожи. На самом деле Варт был вылитый Ярт, только моложе лет на десять. Он тоже был до жути красив, когда не кривлялся: ключевое тут «до жути».
Варт даже как будто дышать стал реже. Голос исказился, став ниже. Он медленно ответил:
— Что?
— Она уехала. Неизвестно куда, непонятно куда. В ночь.
Тут Юлга машинально кивнула, просто потому, что взяла за правило кивать на каждую четвертую реплику Талины.
— Она вернулась. Конечно, она вернулась, не могла не вернуться, все было под контролем. Прости, мне пора готовиться к завтрашним тестам.
Потом он встал и решительно вышел из столовой. Юлга решила, что ничего страшного не случится, если она сейчас выбежит за ним: из сбивчивой речи Талины Юлга поняла только одну вещь, Яльса была девушкой Ярта… или уже невестой? Неважно. Главное, что Яльса могла без объяснений выбежать из столовой вслед за женихом, или парнем… за Яртом. И Талина не будет им мешать, предоставив голубкам ворковать наедине.
Она догнала Варта в гостиной. Он стоял у искусственного камина и как будто снова оживал. Бледное лицо окрашивалось в вполне человеческий цвет и при взгляде на это лицо Юлге не думалось о мертвецах и прочей потусторонней чуши. Если бы Юлга коснулась его пальцев, они были бы теплые — так ей казалось.
Он обернулся и улыбнулся — вполне по человечески, тепло так.
— Прости за представление. Мама хотела спросить об этом Ярта, и… неважно.
Юлга вопросительно подняла бровь — когда-то она отрабатывала этот прием перед зеркалом, получалось миленько.
Спрашивать о магическом даре считалось неприличным. У слишком многих он был слабым и не слишком-то полезным, у кого-то наоборот чересчур сильным и внушающим другим вполне обоснованные опасения. Еще несколько веков назад тех же некромантов выселяли в отдельные карталы на окраинах города, чтобы не «портили воздух». Считалось, что некроманты разносят болезни, как крысы.
В соседних кварталах селились маги огненной стихии, чтобы не попалили город, хотя теперь каждый ребенок знает, что огневики — лучшие пожарные…
Много их было, дурацких суеверий, так что теперь дар считался чем-то настолько личным, даже интимным, что о нем могли не знать даже члены семьи — если, конечно, он не был очевидным: выходец из рода воздушников-стихийников вряд ли окажется водником, а если вдруг окажется, то на его мать будут очень подозрительно коситься. Да и когда дар настолько явно демонстрировался на публике, можно было высказать любопытство. Однако Варт имел право перевести тему, что он и сделал.
