Хочу рассказать сценку, которую наблюдала сегодня моя жена в магазине, расположенном в доме № 15 по Большой Академической улице.
По дороге в фитнес-клуб она решила зайти за сухофруктами, которыми там торгует некий абрек из Таджикистана. У прилавка уже стояла молодая женщина с девочкой лет шести, покупающая грамм двести миндаля и грамм двести кешью. Сколько это стоило моя жена не расслышала — она, как большинство порядочных женщин, считает, что цены — удел мужей. Но дальнейший диалог врезался ей в память.
— А скидка?
— Скидка у нас нэ прэдусмотрена…
— Ну! Тогда! — с явным возмущением произнесла женщина — мы к вам больше никогда не придем! И презрительно кинула на прилавок пятисотрублевую купюру.
Зато ее дочь, крепко держа в руках два маленьких пакетика с орешками, звонко выкрикнула:
— Придем-придем! — И засмеялась.
Бедный ребенок! Не понимает, что тут самое время заплакать.
Детство потому и называется «золотым», что ребенок не осознает всю горечь жизненных страдания. Мир воспринимается как игра. Радость — игра, но и страдания — тоже игра и кажется скажешь «чурики» и страдания закончатся. Ах, насколько это не соответствует реальности.
Мы выросли из советского нищенства, когда нам покупали конфеты поштучно, не для того, чтобы мы не толстели, а потому, что у родителей не было денег. Мать сорок пять лет вспоминает, как она заплатила за мой велосипед целых сорок восемь рублей, взяв деньги из отложенных на сапоги, которые стоили сто тридцать. А танк за семь рублей, купленный мне на «первый раз в первый класс» стал в нашей семье притчей во языцех.
Мы свято верили, что наши дети, а уж, тем более, внуки будут жить намного лучше… но мы ошибались… и как жестоко!
Все это повторяется год за годом, поколение за поколением и нет конца беспросветной российской бедности.
Не знаю почему, но, проходя мимо аптеки на Большой Академической улице, я обратил внимание на два припаркованных, напротив нее, автомобиля. Старенькая непонятного цвета, который в народе испокон веков называется «серо-буро-малиновым», а на сервисе «баклажан», Жигули-пятерка и, ненамного моложе ее, Тойота-королла, бывшая в молодости серебристым металликом, а ныне — просто серенькая. Глядя на них, мне вспомнилась фраза Ильфа-Петрова: «Гомер, Мильтон и Паниковский». Вот, подумал я, Мильтон и Паниковский уже здесь, не хватает только Гомера. Было бы, конечно, здорово, если бы к ним, третьим, пристроился бы какой-нибудь Майбах, Мазерати или Бентли. Можно было бы сделать фото с таким названием. Но, как назло, ничего подходящего на дороге не предвиделось, я, повертел головой, постоял немного и, плюнув на это глупое занятие, пошел в аптеку.
