— Тесть мой, Туров, ждёт не дождётся, когда мы будем вместе.
— Туров? — переспросил посадник. — Каково поживает старый друг мой?
— Прихварывал, — отвечал Даниил Адашев, — но целебные травы, которые посылал я из Ругодива к родственнице нашей, Марии, помогли ему.
— Но видение его не к добру, — сказал Курбский.
— Какое видение? — спросил с любопытством посадник.
— При отъезде моём из Москвы, — сказал Курбский. — Туров сказал мне: «Прощай, князь, не увидимся»! — Я изумился. «Как не увидимся?» — спросил я его. — Скоро дети наденут по мне смирное платье[8]. — «С чего тебе в мысли пришло?» Тогда он рассказал мне странный сон. «Я видел, — говорил он, — видел так ясно, как теперь тебя вижу, что я иду по высокому и длинному мосту. Казалось мне, будто, вступая на него, я был ещё в летах детства. Около меня резвились товарищи моей юности. Многих из них я давно уже похоронил и оплакал. Идучи, я скоро потерял их из виду, и казалось мне, будто бы я чем далее шёл, тем более входил в лета, и скоро постарел... Увидел я семейство моё, Адашевых, тебя. Вдруг мост, который был твёрд, стал подламываться под ногами моими, доски распадались, и я с трудом пробирался по остающимся брёвнам, над кипящими в глубине волнами. Внезапно как бы хладный лёд коснулся руки моей, и я увидел, что возле меня кто-то стоял под белым покровом. В это время ударил вихрь с облаком пыли, сорвал белый покров и обнажил остов безглавый, у ног которого лежала в крови моя голова. Мост обрушился, я закричал — и проснулся. В волнении духа я устремил глаза на мою рукописную библию; она лежала, раскрытая, на столе у постели моей, и я, обернув лист, на котором за день пред тем остановился, читал: се глад и казнь! — Ужасное предвестие охладило кровь в моём сердце». Так говорил мне Туров и прибавил: «Прощай, Курбский!» — Сознаюсь, бояре, какое-то печальное чувство тогда овладело мною, и я не мог с Туровым без скорби расстаться.
— Оставим жёнам боязнь, — сказал Даниил Адашев, — удалим смутные мысли. Сегодня Туров пирует в царских палатах с моим братом.
— А мы здесь выпьем за здоровье его, — сказал наместник. — Здоровье друга моего Турова!
— Здравие Турова! — повторили гости.
В это время прибыл гонец из Москвы, с грамотою государевою, к князю Андрею Михайловичу Курбскому. Низко поклонясь всем боярам, он почтительно подал Курбскому царскую грамоту.
Курбский развернул свиток и стал читать письмо Иоанна.
Царь благодарил его за поспешность в распоряжениях воинских, хвалил доблести его и заканчивал письмо надеждами на новые победы, указывая ему первой целью — считавшийся неприступным — замок епископа ревельского, Фегефейер
