Простите, Марк Александрович, что так подробно пишу Вам о том, что, в сущности, Вас не интересует. Но Вы сами оказались по своей воле intermediaire’ом[307] между Александровой и мной. Оттого я считаю нужным Вам о положении дела сообщить.
Насчет «Возрождения» и Померанцева — Вы правы: он, по-видимому, сам распустил слух о своем редакторстве, когда еще не был на этот высокий пост назначен. Меня это известие удивило, т. к. даже для «Возрождения» это было бы падением. Мне пишут из Парижа, что теперь Померанцев в унынии, дело сорвалось, а кто будет редактором — неизвестно.
Писал ли Вам из Лондона Колин-Гершун[308] о вечере памяти И<вана> А<лексеевича> в эмигрантском отделении Пен-клуба?[309] Он сам читает доклад[310], а меня просит быть председателем (т. к. их председательница Mme Кунцевич[311] сейчас в Ницце) и сказать несколько слов для вступления. Будет это 19 февраля. Я согласился, но с тем, что говорить буду по-французски, а не по-английски, — кроме того, советовал написать Вам и попросить Вас прислать хотя бы полстранички о Бунине, которые он и огласил бы. Кроме того, он хотел писать В<ере> Н<иколаевне> с просьбой прислать портрет И<вана> А<лексеевича> — которых у нее много, всех размеров. Не знаю, сделал ли он все это. Я его вообще почти не знаю, он приезжал в Манчестер на один вечер и произвел на меня впечатление болтуна не без развязности. Посмотрим, что будет за доклад. Он непременно хотел пения на слова И<вана> А<лексеевича>. По-моему, никто романсов на его слова не писал, — или я ошибаюсь? Только что пришел сюда «Новый журнал», и я вижу, что там Ваша статья о И<ване> А<лексеевиче>[312]. Прочесть ее я еще не успел, — но думаю: м. б., Колин мог бы перевести что-нибудь оттуда, если Вам не хочется писать для него специально?
Насчет рогнедовского вечера в Пен-клубе: Вы мне напоминаете о моем обещании приехать, если надо. Конечно, если надо, я приеду. Но надо ли? В этом я сомневаюсь искренне, без всякого притворства. Но если надо, мне было бы крайне желательно, чтобы вечер был в пятницу или субботу (университет очень строг насчет отпусков, каковы бы ни были причины). А во-вторых, я сказал Вам, что дорога — aller retour[313] — стоит 30 фунтов. Нет, всего 16, о чем сообщаю «во избежание недоразумений». С 25 марта до 20 апреля я во всяком случае рассчитываю быть в Париже.
«Ульмской ночи» все еще нет. Кантор — человек аккуратный и мне пересылает все, да и моя консьержка тоже пересылает ему все без особой задержки. Но, конечно, могло что-нибудь произойти, и в последнем письме Кантор писал мне, что простудился: может быть, он не выходит (допускаю еще и то, что, получив книгу, он на несколько дней оставил ее у себя для прочтения, — на что есть у него от меня полное разрешение).
