Любовь Александровна <Полонская> взводит на меня напраслину. Действительно, я иногда письма не дочитываю (зная по опыту, что ничего не теряю), но написал я ей об этом только потому, что она сама об этом догадалась, и написал с заверениями, что к ней относиться это никак не может. Кстати, где же стихи Гизеллы Лахман?[262] Боюсь, что Л<юбовь> А<лександровна> решила, что я предпочитаю от них уклониться, а это совсем не так[263].
До свидания, дорогой Марк Александрович. Передайте, пожалуйста, самый сердечный поклон Любовь Александровне <Полонской> (malgre la[264] напраслина) и Ляле <А.Я. Полонскому>.
А когда будете писать, то кланяйтесь очень Татьяне Марковне.
Хочу с Вами поделиться словами Толстого о «Жизни Иисуса» Ренана, в письме к Страхову. Я только что их с восхищением прочел: «Это детская, пошлая и подлая шалость»[265]. До чего верно, и как сказано!
Спасибо заранее, если ответите о Карповиче, и за разговор с Вреденом.
Ваш Г. Адамович
59. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 12 марта 1953 г. Ницца 12 марта 1953
Дорогой Георгий Викторович.
Простите, что долго Вам не отвечал (хотя Ваше письмо было ответным): я задержался в Париже и только теперь, вернувшись в Ниццу, могу засесть за корреспонденцию, — там не было буквально ни одной свободной минуты.
Я обедал с Вреденом 1 марта, было очень весело (много выпили), но больше я его не видел. Он обещал на следующий день позвонить мне, обещал встретиться с Маклаковым, Буниным, записал их адреса и телефоны, но не позвонил ни им, ни мне. Очевидно, уехал еще раньше, чем думал. Я с ним говорил и о Вас, и еще о других писателях. Он, как всегда, был очень мил, сказал, что все сделает, но прибавил (я уже это знал и от Бунина, и от Зайцева), что новые договоры они начнут подписывать только с лета, когда будет вторая ассигновка. В том, что они эту ассигновку получат, Вреден нисколько не сомневается. Будем надеяться, что это так: исчезновение Чеховского издательства было бы настоящей катастрофой для всех нас, особенно же для Ивана Алексеевича, так как иначе (говорю конфиденциально) ему просто будет, и очень скоро, нечем жить. Как будто все меценатские возможности уже использованы, а новых иностранных переводов он не ждет. Я просто боюсь об этом думать.
Завтракал я в Париже и с Николаевским[266]. Я ему устно повторил то, что раньше писал. Я отклонил приглашение войти в их Координационный центр[267] и не могу по тем же причинам принять участие в газете Координационного центра
