Но пока все это — гадательно. Я не уверен, что журнал будет, не уверен, что в нем буду я. Хотел только знать Ваше мнение и еще раз очень за него благодарю.
На днях я читал Чаадаева и нашел у него неожиданный отзыв о «Переписке» Гоголя, — которого, как Вы, конечно, знаете, он терпеть не мог: в книге Гоголя есть «des pages d’une etourdissante beaute, des pages telles que celui qui les lit se sent heu-reux et fier de parler lalangue dans laquelle de pareilles choses sont ecrites»[209].
Это — из письма к Вяземскому. Я до сих пор знал только презрительные отзывы Ч<аадаева> о Гоголе и потому был удивлен. Но сразу вспомнил Вас, — потому что Вы никаких «beautes[210]» в «Переписке» не находите. Я согласен, что книга противная. Но написана она местами так, как никто другой не написал бы. Еще, тоже на днях, нашел в той же «Переписке» фразу, которая ни у кого, кроме Гоголя, в те времена немыслима:
«Если и музыка нас покинет, что будет с нашим миром?»
По-моему, сказано удивительно по интонации, по предчувствию всего того, что потом стали говорить Мережковский и К°, но гораздо хуже. Простите, дорогой Марк Александрович, за эту литературную интермедию. Кстати, мне писала Mme Терентьева, чтобы я прислал пробную часть предполагаемой книги «в ближайшие дни». Я ответил с просьбой о сроке в 2 недели — и пошлю ей на днях страниц 30–35, где две статьи — о Мережковском и о Шмелеве[211]. Остальное — потом, если эти листы будут приняты. Не понимаю, почему нужно торопиться, я думал послать больше, а теперь не знаю — писать ли дальше, до получения ответа.
Крепко жму Вашу руку, кланяйтесь, пожалуйста, Татьяне Марковне.
Ваш Г. Адамович
48. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. Ноябрь 1952 г. Манчестер[212]
104, Ladybarn Road Manchester 14
Дорогой Марк Александрович
Я только что кончил статью о Вашем романе[213] и посылаю ее Вейнбауму[214]. А самый роман кончил читать вчера и весь еще «полон» им.
Думаю, что многого в «Ж<иви> к<ак> хоч<ешь>» не понял, не могло быть иначе. Вы писали Вашу книгу года два, едва ли меньше, я читал ее десять дней — и наверно многое прошло для меня незамеченным. Я об этом не написал в статье, но только потому, что такие признания обыкновенно подхватываются теми, кто рад на чужой счет поиронизировать.
Мне все хотелось — и не удавалось — объяснить «смысл» романа и его названия, т. е. «что автор хотел сказать». А потом я вспомнил слова Толстого (из предисловия к Поленцу[215]):
«Если смысл художеств<енного> произведения можно выразить своими словами, незачем было писать художественное произведение» (кажется, нет «своими»)
