Императрица очень любила своего внука. Великого Князя Александра (впоследствии Императора Александра I). Он был красив и добр; но качества, которые можно было заметить в нем тогда и которые должны бы были обратиться в добродетели, никогда не могли вполне развиться. Его воспитатель, граф Салтыков[14] коварный и лукавый интриган, так руководил его поведением, что неизбежно должен был разрушить откровенность его характера, заменяя ее заученностью в словах и принужденностью в поступках. Граф Салтыков, желая сохранить одновременно расположение Императрицы и ее сына, внушал Великому Князю скрытность. Его доброе и превосходное сердце иногда брало верх, но тотчас же воспитатель пытался подавить движения его души. Он отдалял его от Императрицы и внушал ему ужас по отношению к отцу. Молодой князь испытывал поэтому постоянную неудовлетворенность своих чувств.
Великий Князь-отец старался передать ему свою склонность к военному. Он требовал, чтобы Александр, он и его брат присутствовали два раза в неделю на ученье в Павловске. Учил его тактике мелочной и мелкой, постепенно сглаживая в нем великие идеи о военном искусстве, независимо от мундира прусского образца и более или менее крепко пришитой пуговицы. Но, несмотря на эти обстоятельства, способные разрушить самый яркий характер, я должна отдать справедливость моему Государю; прощение всегда настолько низко его сердцу, насколько далека от него тирания; у него мягкий и обворожительный характер; в его разговоре есть прелесть и благородство, много красноречия в стиле, совершенная скромность в его добрых делах.
Принцесса Луиза, ставшая его супругой, соединяла невыразимую прелесть и грацию со сдержанностью и тактичностью, довольно редкими в четырнадцать лет. Во всех ее поступках проглядывал результат забот матери, как уважаемой, так и любимой. Ее ум, мягкий и тонкий, с крайней быстротой схватывал все, что могло его украсить, как пчела, которая умеет достать мед из самых ядовитых растений. В ее разговоре отражалась свежесть ее юности, и к этому она присоединяла правильность понятий. Мне никогда не надоедало ни слушать ее, ни изучать ее душу, в которой так мало пошлости, душу, предвещавшую все добродетели, но также заключавшую в себе и все опасные стороны характера. Ее доверие ко мне, возрастая со дня на день, все более оправдывало мои чувства к ней. Ее слава от этого становилась для меня дороже и драгоценнее. Первое лето, которое мы провели вместе, было началом дружбы, продолжавшейся много лет. Она представлялась мне молодым и прекрасным растением, стебель которого, выращенный искусной рукой, мог дать прекрасные побеги, но бури и вихри угрожали остановить его рост. Опасности, увеличившиеся вокруг нее, усиливали мою заботливость.
