Зулейка Добсон, или Оксфордская история любви | страница 91



Сотрясаясь от хохота, боги склонились из-за грозовых облаков, чтобы лучше его видеть.

Он отправился в путь.

На хорошо вымытом крыльце его остановил мальчик в форменной одежде, принесший телеграмму.

— Герцог Дорсетский? — спросил мальчик.

Вскрыв конверт, герцог увидел послание с полем для оплаченного ответа, отправленное из Тэнкертона. Вот оно:

Большим сожалением сообщаем вашей светлости вчера две черные совы прилетели сели на крепостные стены всю ночь ухали на рассвете улетели не знаем куда ждем указаний

Джеллингс

Лицо герцога побледнело, но ни один его мускул не дрогнул.

Слегка устыдившись, боги прекратили смех.

Герцог перевел взгляд с телеграммы на мальчика. — У вас есть карандаш? — спросил он.

— Да, милорд, — сказал мальчик и предъявил огрызок карандаша.

Приложив бумагу к двери, герцог в оплаченном поле написал:

Джеллингсу Тэнкертон-Холл

Готовьте склеп похороны понедельник

Дорсет

Почерк его был, как всегда, уверен и красив в мельчайших деталях. Он выказал беспокойство только тем, что заплатил за оплаченное письмо.

— Вот, — сказал он мальчику, — шиллинг; можете оставить сдачу.

— Спасибо, милорд — сказал мальчик и ушел, счастливый как почтальон.

Глава XV

На месте герцога Хамфри Греддон нюхнул бы табаку. Изящество, с которым он совершил бы этот жест, не сравнилось бы с тем, что явил герцог, совершив современный эквивалент оного жеста. В искусстве зажигания сигареты у него в Европе не было равных. А в этот раз он сам себя превзошел.

— Да, — возражаете вы, — но одно дело «отвага», другое стойкость. Тот, кто не дрогнул, получив смертный приговор, может сломаться, о нем поразмыслив. Как себя показал герцог, когда сигарета догорела? И, кстати, почему вы его не оставили на час, когда он прочитал телеграмму?

Вы, конечно, имеете право на эти вопросы. Но из самой их уместности следует, что я, по-вашему, могу умолчать о том, о чем «следует поговорить. Пожалуйста, больше меня не перебивайте. Я пишу эту историю или вы?

Весть о том, что он умрет, была, как можно догадаться, для герцога душем похолоднее того, который на него пролила Зулейка, но зато не задела его гордость. Боги могут посредством женщины из мужа сделать посмешище, но прямым ударом они из него посмешище не сделают. Огромность их силы делает их в этом отношении бессильными. Они постановили герцогу умереть и об этом ему сообщили. В этом не было ничего унизительного. Верно, только что он с ними тягался. Но нет ничего стыдного в том, чтобы ими быть повергнутым в пыль. Эта перипетия соответствовала лучшим образцам трагического искусства. Общее впечатление было вполне величественное.