Зулейка к нему поворотилась.
— Как вы смеете? — выдавила она. — Как вы смеете так со мной говорить?
Герцог отшатнулся. В глазах у него был ужас.
— Вы не любите меня! — вскричал он.
— Любить вас?! — воскликнула она. — Вас?!
— Вы меня больше не любите. Почему? Почему?
— О чем вы?
— Вы меня любили. Не дразните меня. Вы пришли ко мне с сердцем, полным любви.
— Откуда вы знаете?
— Подойдите к зеркалу. — Она подчинилась. Герцог последовал за ней. — Видите? — сказал он после долгого молчания. Зулейка кивнула. Пару жемчужин тоже качнулась.
— Когда вы пришли, они были белые, — вздохнул он. — Белые, потому что вы любили меня. Они мне сообщили, что вы меня любите, как я вас любил. Но теперь к ним вернулись старые цвета. И потому я знаю, что ваша любовь умерла.
Зулейка стояла, в задумчивости щупая жемчужины. В глазах у нее собирались слезы. Она встретила отражение влюбленных глаз герцога, и слезы ее разлились. Она закрыла лицо руками и заплакала как дитя.
Как дитя, она вдруг перестала плакать. Нащупав носовой платок, она сердито вытерла глаза, выпрямилась и одернула платье.
— Теперь я пойду, — сказала она.
— Вы пришли по своей воле, потому что любили меня‚— сказал герцог. — И не уйдете, пока не объясните, почему перестали любить.
— С чего вы взяли, что я вас любила? — помолчав, спросила она. — Может, я просто надела другую пару серег?
Печально усмехнувшись, герцог достал из жилетного кармана пару запонок.
— Вот запонки, которые я вчера носил, — сказал он.
Зулейка на них посмотрела.
— Понятно, — сказала она; потом, вернувшись к герцогу взглядом: — Когда это с ними случилось?
— Я заметил перемену после того, как вы покинули столовую.
— Удивительно! Я ее заметила, когда вошла в гостиную. Посмотрела в зеркало, и… — Она вздрогнула. — Так вы вчера были в меня влюблены?
— Влюблен с той минуты, как вас увидел.
— И как могли вы так себя вести?
— Потому что я был педант. Я пытался вас не замечать, как педанты не замечают факт, который не укладывается в их личную систему. Моя личная система зиждилась на безбрачии. И это не значит просто быть холостяком. Дело в безбрачии души, в эгоизме, по сути дела. Вы меня изменили. Я теперь убежденный двоист.
— Как смели вы меня оскорблять? — вскрикнула она, топнув ногой. — Издеваться надо мной перед всеми? Какая низость!
— Я за это уже перед вами извинился. Вы сказали, что извиняться не за что.
— Я тогда подумать не могла, что вы меня любите.
— И какая тут разница? — Большая! Огромная разница!
