– Зачем ты сейчас рассказываешь мне об этом?
– Просто с нее все началось. Не знаю, специально или случайно, она подслушала наш с Марком разговор о тебе и – прикол! – решила умереть! Согласись, это даже покруче моей мамы. Заодно она решила забрать с собой и Марка. Шекспир какой-то… Вернее, Островский. «Так не доставайся же ты никому»…
– Почему ты говоришь мне об этом?
– Сейчас Марк совсем запутался, и вместе с ним запуталась я. Хуже этими своими рассказами я уже никому не сделаю. А то, что ты партизан, я уже давно поняла, – говорит она и встает. – Надеюсь, вам это поможет.
Маринка уходит, я остаюсь сидеть на ступеньках. В смятении, в отчаянии… Со своими мыслями и его ключами.
* * *
Кто-нибудь может определить границы эмоциональных состояний? Вот тянутся минуты одиночества, потом знакомство, общение и дальше по накатанной… Тысячи мыслей, дел, каких-то мелких и мелочных обстоятельств то сближают нас друг с другом, то заставляют отдаляться. И вдруг становится невозможным отделить «до» и «после». Чем я жила, о чем думала, о чем мечтала и на что надеялась до встречи с ним? Где дверь, через которую человек однажды входит в твою жизнь – и кажется, что он был там всегда?
– Зря пришла.
Голос его звучит неуверенно, и я понимаю – на самом деле он очень ждал меня. Марк был несчастлив без меня. И теперь, когда я здесь, рядом, у меня есть масса времени, чтобы дождаться, когда он, наконец, расскажет мне о самом главном. Я жду.
– У нас опять ничего не получится, – говорит он.
Я молчу.
– Как и прежде, я ничего не могу тебе дать. Я никто. Все, что я мог, – это трахаться и красиво улыбаться. Теперь и этого не дано…
Такая прямота способна сбить с ног даже парня. Наверное, я должна устроить истерику: вспылить, как девочка, уточнить, кто и что у него отнял и что за ерунду он несет. Я улыбаюсь, присаживаюсь на корточки рядом с коляской, смотрю ему в глаза. В данный момент мне не хочется разговаривать с ним – да и вообще ни с кем. Слова придают чувствам излишнюю определенность, я не хочу загонять в рамки нескольких фраз все то, что есть между нами. Если бы я была хоть немного смелее, прижалась бы губами к его уху и прошептала: «Марк, Марк, Марк».
– Есть хочу, – говорю я и резко встаю. – Ты не обидишься, если я пойду на кухню и что-нибудь приготовлю?
Расчет оказывается верен. Моя наглость снимает с его красивого лица очередную маску – и я вижу, что на самом деле он очень рад, что я останусь. Или мне кажется…
