— Ну я же просила, — протянула обиженно.
Быстрый взгляд на меня и Аритьяна опять на ногах.
Похлопала по кровати рядом с собой и она несмело присела на краешек.
— Вы просто представьте, что я ваша дочь. И вот хотели бы вы для собственного ребёнка участи бесправной пленницы вашего лорда? — проникновенно проговорила, усилием воли выдавив пару слезинок.
Служанка охнула, сложила руки на груди и, воззрившись на меня полным восторга взглядом, прошептала:
— Как же повезло.
Из тёмного угла послышалось просто таки истерическое хрюканье. Запустила в угол подушкой. Послышалась возня, после чего Тяп довольно провизжал:
— Благодарствуй, пленница бесправная. Мягко теперь веселиться будет.
— Убью, — прошептала я.
Женщина опять бросила на меня удивлённый взгляд и собралась сползти с кровати в коленопреклоненную позу.
— Сидеть, — невольно пародируя интонацию лорда Тарриэра приказала я.
Подчинилась.
Подпёрла голову рукой и тяжко вздохнула. Как же трудно быть доброй с теми, кто привык к жестокости и подчинению.
Пустое это, бесполезно. Никто здесь мне не поможет. Вот даже добрый дедушка оборотень оказался родственником моего похотника.
Неожиданно меня погладили по голове. Ласково так, как мама гладила, когда я болела после первой вспышки огня.
Невольно судорожно всхлипнула.
— Ты не перечь ему, девочка. Пустое это. Хозяин если чего задумал — добьётся, — тихо проговорила служанка. — А если не люб совсем, так прямо скажи. Он гордый, может и отпустит.
И вот эти слова, доброта, вырвавшаяся из-под толщи страха и раболепия, тон голоса даже — такими они мне знакомыми показались.
— Вы ведьма, — выдохнула я, сама не веря столь смелому предположению.
— Была, — с грустью ответила Аритьяна. — Теперь нет, уже давно нет.
— Но как? Ведьма это же по рождению, это невозможно отнять. — А слёзы ручьём и сердце сжалось, будто тисками его сдавили.
— Мала ты ещё, опыта нет совсем. Забудь прежнюю жизнь.
Если здесь оказалась, то пути назад нет, — ответила… бывшая ведьма. Некогда гордая и всесильная служительница природы, словно кукла из которой выдернули удерживающий стержень, стала безвольной и пугливой, как маленькая птичка.
Вспомнился снегирь, замороженный бабушкиным гневом. Вот и Аритьяна была в тисках холода, сковавшего её душу, и даже слёз себе не позволяла. А я смотрела в её глаза и видела их, горькие, злые слёзы потери, не выплаканные, спрятанные в дальний уголок израненной души.
— Ну уж нет! Я так просто не сдамся. Они ещё сильно пожалеют, что со мной связались. — И это не было сиюминутным порывом, это была клятва, которую я дала сама себе. Клятва, которую я выполню, чего бы мне это ни стоило.
