– Ты уверен, что так будет лучше? – Афия стояла, скрестив руки на груди. – Ты не можешь просто уйти, Элиас. Ты должен спросить Лайю, чего хочет она. В конце концов, это ведь ее брат. – Она прищурилась. – Ты же не собираешься бросить девочку на произвол судьбы? Не выношу, когда человек, которому я поклялась, сам оказался без чести.
– Я бы так не поступил.
– Тогда возьми Треру. Гнедого Рица. Он упрямый, но быстрый и хитрый, как северный ветер. И постарайся не оплошать. У меня нет никакого желания вламываться в тюрьму самой.
Я тихо прошел к повозке Рица, успокаивающе шепнув Трере, чтобы тот молчал. Взял лепешки, фрукты, орехи и сыр из повозки Ваны и увел коня далеко за пределы лагеря.
– Ты хочешь сам его освободить, так?
Кинан возник из темноты, как чертово привидение, я аж вздрогнул. Я не слышал его, даже не чувствовал.
– Мне не нужно спрашивать, какие у тебя на то причины. – Я заметил, что он держится на расстоянии. – Я знаю, что такое делать то, чего не хочется делать, ради великого блага.
Вроде слова его звучали почти сочувственно, но глаза оставались абсолютно пустыми. Шею неприятно покалывало, как будто стоит мне отвернуться – и он тотчас пырнет ножом в спину.
– Удачи. – Он протянул руку.
Осторожно я пожал ее, второй рукой неосознанно потянувшись к ножам.
Кинан заметил это движение и слегка улыбнулся, хотя его полуулыбка не коснулась глаз. Он быстро выпустил мою руку и растаял в темноте. Я стряхнул охватившее меня тяжелое, давящее чувство. Он просто тебе не нравится, Элиас.
Я посмотрел на небо. Звезды все еще мерцали, но уже приближался рассвет, а мне требовалось уехать до рассвета. И как же Лайя? Неужели я и правда собираюсь уехать, оставив ей на прощание лишь записку?
Осторожно, по-кошачьи, я подобрался к повозке Джибрана и отворил заднюю дверь. Иззи посапывала на скамье, сложив руки под щеку. На другой скамье крепко спала Лайя, свернувшись калачиком и держась одной рукой за свой браслет.
– Ты – мой храм, – прошептал я, присев на колени рядом с ней. – Ты – мой пастырь. Ты – моя молитва. Ты – мое освобождение.
Дед бы разгневался, узнав, что я запятнал его любимую молитву, но сейчас мне нужны были именно такие слова. Я вышел и направился к Трере, ожидавшему на краю лагеря. Когда я вскочил в седло, он фыркнул.
– Готов лететь, малыш? – Он шевельнул ушами, и я воспринял это как согласие. Больше не взглянув в сторону лагеря, я повернул к северу.
