Скрижали судьбы | страница 108
Мы лежали в нашем номере в отеле, в темноте. На Колледж-Грин, прямо возле своего старого колледжа, он купил пачку русских овальных папирос и теперь курил их. По-моему, мне тогда было лет двадцать пять, а Тому — немногим больше.
— Знаешь, — сказал он, — а тут ведь очень неплохо. Интересно, смог бы я прижиться в Дублине?
— И что, не скучал бы по западу?
— Наверное, скучал бы, — ответил он, выпустив кольцо русского дыма в полумрак комнаты.
— Том? — говорю я.
— Ага?
— Ты меня любишь?
— Еще бы! Конечно, люблю.
— Это хорошо, — сказала я. — Потому что я люблю тебя.
— Вот как? — отозвался он. — У тебя хороший вкус. Это значит, ты очень умная, точно.
И тут он рассмеялся.
— А ведь знаешь, — сказал он, — я тоже.
— Что — тоже? — спросила я.
— Ну, то есть я не просто так языком болтаю. Я тоже. Тоже люблю тебя.
И думаю, он говорил святую правду.
Человек он был наипорядочнейший. Очень важно про это упомянуть.
Последствия знаменитой торговой войны мистера де Валеры были видны из окна поезда. Поженились мы весной, и поскольку овец тогда никто не покупал,[48] фермеры резали ягнят прямо в поле. Поэтому, когда поезд проезжал эти поля, то там, то тут виднелись гниющие тушки. Тома все это очень огорчало. К власти пришли люди де Валеры, а для него это было все равно, как если бы страну захватили вооруженные головорезы, захватили ту самую страну, которую они же всеми силами старались стереть с лица земли после заключения Договора. Парням вроде Тома это было как острый нож по сердцу. Том был молод, только-только оперился и уж, наверное, хотел заполучить себе эту страну, превратить ее во что-то достойное. Он был совершенно уверен в том, что де Валера, который и без того пытался придушить новое государство во младенчестве, теперь и от детства его камня на камне не оставит, а следовательно, и в люди ему не даст выбиться. И у самых крепких фермеров тогда сердца кровью обливались, когда им приходилось забивать ягнят, а овец и вовсе девать было некуда — тогда передушили все их мечты.