— Единственное, на которое я сейчас отзываюсь.
Какое-то время они ехали молча.
— А тебя как зовут? — спросила она.
Он сказал.
— Ирландец?
— Никогда не задумывался.
— И откуда же ты, Макрэй?
— Вашингтон, округ Колумбия.
— Далековато забрался.
— Не был дома много лет.
— А где был?
— В тюрьме, — ответил он.
Макрэй сам не знал, как вырвалось это слово, и теперь сидел, не спуская глаз с шоссе. Не исключено, что он просто рисовался перед ней; он представил себе, как выглядит со стороны, и, слегка изменив позу, втянул живот. Украдкой взглянул на нее и увидел, что она, приложив руку козырьком ко лбу, просто разглядывает пейзаж.
— А как насчет тебя? — спросил он и почувствовал себя персонажем фильма — два человека с прошлым встретились на широкой дороге. Интересно, как бы перевести разговор на любовь.
— Что — насчет меня?
— Ты-то сама откуда?
— Не хочу утомлять тебя всякими фактами.
— Я не против, — сказал он. — Один черт делать нечего.
— С Севера.
— Хочешь, чтоб я догадывался?
— Штат Мэн, — сказала она, — страна лосей и омаров.
— Значит, Мэн, — сказал он.
— Видишь? Факты — просто всякая всячина, которая не меняется.
— Пока ты сам ее не меняешь, — сказал Макрэй.
Она нагнулась и очень осторожно поставила бумажный пакет на пол, будто в нем лежало что-то бьющееся. Затем откинулась и задрала ноги на приборную доску. На ней были низкие теннисные туфли.
— Собралась вздремнуть? — спросил он.
— Нет, просто отдохну.
Однако минутой позже, когда он спросил ее, не стоит ли остановиться и перекусить, она не ответила. Повернув голову, он увидел, что девушка крепко спит.
Отец умер, когда он сидел в тюрьме. Последний раз Макрэй видел его в палате окружной больницы. Отец лежал на каталке с пластиковой трубкой во рту и капельницей, воткнутой в безобразный желтовато-лиловый синяк на запястье. Макрэй тогда приехал в свой первый отпуск из Воздушных сил, куда его закатал судья по делам юношества, и обнаружил родителя на полу гостиной на куче старых газет и бутылок, в выходном костюме, но без носок, ботинок и рубашки. Казалось, он мертв. Однако «скорая помощь» нащупала у него пульс и быстро увезла в больницу. Макрэй немного прибрал в доме и тоже отправился туда на «додже». Старик упорно спивался еще с тех времен, когда Макрэй был мальчишкой, и такое случалось не впервой.
В больнице отцу засунули в рот трубку, подвесили капельницу и оставили лежать на каталке. Макрэй, как был, в военной форме, стоял рядом, и, когда отец открыл глаза и посмотрел на сына, стало ясно, что он не знает, кто это. Старик моргнул, огляделся, затем сел и, выдернув изо рта трубку, сплюнул какой-то пакостный сгусток в металлическую тарелочку, торчащую из сложной медицинской конструкции. В горле у него булькало, как в испорченном унитазе. Он снова посмотрел на Макрэя, потом на трубку.
