Мама смеялась над ним и закрывала глаза руками, словно не хотела его видеть.
— Ох, Джерри, не может быть, — говорила она, — только не ты! Неужели ты становишься защитником права на труд?
Она шутила. Не думаю, что ей было так уж важно, за кого он будет голосовать, и не о политике они говорили. Мы сидели на кухне; еда уже была на столе.
— Слишком уж далеко они зашли в одном направлении, — сказал отец.
Он положил руки по сторонам тарелки. Я слышал его дыхание. Он еще не снял свой костюм для гольфа — зеленые штаны и желтую нейлоновую рубашку с красной эмблемой клуба. Тем летом бастовали железнодорожники, но он никогда не говорил о профсоюзах, и я не думал, что это должно нас волновать.
Мама стояла у мойки и вытирала руки.
— Ты работаешь, а я нет, — сказала она. — Просто я хочу напомнить тебе об этом.
— Хотел бы я, чтобы нам надо было голосовать за Рузвельта, — отозвался отец. — Вот кто чувствовал страну.
— Тогда было другое время, — ответила мама и села за металлический стол напротив него. На ней было платье в бело-голубую клетку и передник. — Тогда люди боялись, и мы тоже. Теперь все изменилось к лучшему, ты забыл об этом.
— Ничего я не забыл, — возразил отец. — Но сейчас я хочу думать о будущем.
— Отлично, — сказала она и улыбнулась. — Замечательно. Рада слышать это. Уверена, Джо тоже рад.
И мы принялись за обед.
На следующий день, однако, в конце тренировочной дорожки — возле ивняка у реки — отец был уже в другом настроении. За неделю он не дал ни одного урока, но казалось, его это не расстраивает и не сердит. Он курил сигарету — что-то новенькое, вообще-то отец не курил.
— Стыдно не работать в такую погоду, — сказал он и улыбнулся.
Взял из корзинки мяч, размахнулся и бросил его сквозь ивняк в сторону реки. Мяч беззвучно упал в ил.
— Как твой футбол? — спросил он. — Будешь вторым Бобом Уоторфилдом?
— Нет, — сказал я. — Не думаю.
— Я тоже не хотел быть вторым Уолтером Хагеном, — заметил отец.
Ему нравился Уолтер Хаген. У него была фотография Хагена в широкополой шляпе и тяжелом пальто; улыбаясь в объектив, он сбивал мяч с подставки, а на земле лежал снег. Отец прикрепил фотографию на внутренней стороне дверцы шкафа в их с матерью спальне.
Он стоял и смотрел, как одинокий игрок посылает мяч к лунке. Мы видели его смутно.
— Вот человек с отличным ударом, — отметал отец, глядя, как тот мягко отводит клюшку назад и резко бьет с поворотом. — Так и Хаген играл. Он родился с клюшкой для гольфа.
