— Когда это было?
— Через месяц или два после ее переезда. Я еще удивилась, потому что за все это время ей никто не звонил.
— Она получала письма?
— Иногда из Брюсселя.
— Почерк мужской?
— Женский. И писал человек не слишком грамотный.
Полчаса спустя Мегрэ и Жанвье, выпив по дороге по кружке в пивной «У дофины», поднимались по лестнице дома на набережной Орфевр.
Не успел Мегрэ открыть дверь своего кабинета, как появился малыш Лапуэнт с красными глазами, лихорадочным взглядом.
— Мне надо срочно поговорить с вами, шеф.
Когда комиссар, повесив в шкаф шляпу и пальто, повернулся и увидел перед собой инспектора, тот, кусая губы и сжимая кулаки, готов был разрыдаться.
Спиной к Мегрэ, почти касаясь лицом стекла, он говорил сквозь зубы:
— Увидев Арлетту сегодня утром, я понятия не имел, зачем она здесь. По дороге на набережную Жавель бригадир Люка ввел меня в курс дела. А вернувшись, я узнал, что она убита.
Мегрэ, сидя за столом, медленно произнес:
— Я забыл, что тебя зовут Альбер.
— После всего, что она рассказала, господин Люка не должен был отпускать ее одну, без сопровождающего.
Он говорил как обиженный ребенок, и комиссар улыбнулся.
— Иди-ка сюда, сядь.
Лапуэнт медлил, словно сердился на Мегрэ. Затем скрепя сердце сел на стул у стола. Опустив голову, уставился в пол, и оба, он сам и Мегрэ, который с важным видом посасывал трубку, выглядели, как отец с сыном во время важного разговора.
— Ты у нас недавно, но пора бы уже понять, что, если брать под надзор всех, кто приходит с заявлением, вам некогда будет ни есть, ни спать, согласен?
— Да, шеф, но…
— Что — но?
— Здесь совсем другое.
— Почему?
— Вы хорошо знаете, что ее показания не выдумка.
— Успокоился? Теперь рассказывай.
— Что рассказывать?
— Все.
— Как я с ней познакомился?
— Хотя бы и так. Давай с самого начала.
— Ко мне заглянул приятель из Мелена, школьный товарищ, он изредка наезжает в Париж. Мы вышли прогуляться, сначала с моей сестрой, а потом, проводив ее, уже вдвоем отправились на Монмартр. Вы знаете, как это бывает. Выпили по стаканчику в нескольких барах, и у последнего какой-то карлик сунул нам адресок.
— Почему карлик?
— Да ростом он с четырнадцатилетнего, а лицо все в морщинах, потасканное. Посмотришь — мальчишка мальчишкой. Поэтому, наверно, его и прозвали Кузнечиком. Кабаре, где мы побывали, разочаровали моего приятеля, и я решил, что «Пикреттс» как раз то, что надо.
— Когда это было?
Лапуэнт подумал и, не скрывая своего удивления и даже огорчения, ответил:
