— Мы её здесь запрём, — сказал Вожак. — Пора уходить.
В ответ раздался нечеловеческий визг и посыпались слова, которые не выдержала бы никакая бумага, настолько они были непотребны. Единым несмолкаемым потоком они выплёскивались вместе с брызжущей слюной из крошечного рыбьего ротика. Таран и Уильям оттащили её назад к глубокому креслу, она вырывалась и визжала, как большая жирная свинья, которую волокут на бойню.
Они держали её за руки спиной к креслу, потом подтолкнули, и она упала в него. Таран подскочил к столу и выдернул телефонный шнур, и один за другим они выскользнули в коридор, пока Розетт, барахтаясь, выбиралась из кресла. Теперь они были в безопасности. Вожак, уходя, вынул из двери ключ и запер её снаружи.
— Святой Иисусе, ну и женщина! — воскликнул он.
— Совсем рехнулась. Ты только послушай, — сказал Уильям.
Они стояли под дверью, стараясь угадать, что делается в комнате.
Сначала слышался только визг, затем она стала колотить в дверь, не переставая при этом визжать. Голос был какой-то нечеловеческий, неженский. Это был рёв разъярённого быка, хотя слова сохраняли отчётливый смысл.
— А теперь к девушкам, быстро, — приказал Вожак. — И настройтесь, пожалуйста, на серьёзный лад. Ведите себя как подобает серьёзным людям.
Он бегом бросился по коридору к гардеробной, Таран с Уильямом за ним. Перед дверью он остановился. Из конторы по-прежнему доносились вопли.
— Молчите, не говорите ни слова. И сделайте серьёзную мину, — сказал он, прежде чем открыть дверь.
В комнате было примерно двенадцать девушек. Они разом подняли головы. Разговоры оборвались, и все глаза теперь были прикованы к стоящему в дверях Вожаку.
— Военная полиция, — объявил он, прищёлкнув каблуками. — Les Gendarmes Militaires. — Он произнёс это строгим голосом, вытянувшись по стойке «смирно». Лицо было непроницаемо, и он не снял берет. Таран и Уильям стояли за его спиной.
— Военная полиция, — повторил он, достал своё удостоверение и, держа его двумя пальцами, показал девушкам.
Девушки не шелохнулись, у них не вырвалось ни звука. Они замерли в позах, в которых их застали, и оттого, что они не двигались, казалось, будто это живые картины. Одна из них натягивала чулок и, успев натянуть его до колена, застыла с задранной ногой. Другая поправляла причёску и сейчас смотрела на Вожака, так и не отняв рук от головы. Третья мазала губы и осталась стоять с помадой у рта. Несколько девушек праздно сидели на простых деревянных стульях у стен и, подняв головы, глядели на дверь. На большинстве из них были вечерние платья из какого-то блестящего шёлка, хотя одна или две так и остались полуодетыми. Но всё же большая часть девушек была в чём-то ослепительно зелёном, ослепительно синем, красном, золотом. Обратив лица к двери, когда вошёл Вожак, они более не шевелились, словно разыгрывали живые картины.
