— Больно было?
— Где там больно, угнулся я… Кони наметом пошли, да только не туда, куда мне нужно. Думаю, чувал-то останется, а хозяин стоит — смеется, да кнутом по пылюке хлещет, видит, что я снова замялся, вздумал меня Рябком травить. А Рябко в саду гавчит, по всему видать — на акацине поживу чует, а достать не может. Диранул я тогда коня удилами вдоль рта, на растяжку, чуть на зад не посадил, повернул, да в улицу, к курятине. Лука заметил, наперерез. Кони спужались, шарахнулись. Федькину кобылу к вашему забору здорово прижало, надо поглядеть, не порвала ли брюхо. Все ж я раньше деда к акацине попал, рванул чувал с налету по-чеченскому и — ходу. Вот теперь думаю, Мишка, догадается хозяин аль не догадается. А дотяпает, не миновать новой порки. Весь я какой-ся пороный, распоронный… Житуха… — Сенька засмеялся, швырнул огрызком яблока, достал из-за пазухи другое, угостил друга.
— А сам? — принимаясь за яблоко, спросил Мишка.
— Оскомину уже набил. Зря их с погреба прихватил. Тоже чуть не засыпался… Хозяйка недавно намочила, еще не укисли… А ты чего кота-бедолагу забратал, ему в чувале душно, — переменил тему разговора Сенька. — Шкуру драть будем, а?
— Поганиться с ним, — сердито сказал Миша, — он каймак пожрал, да еще… подушку обгадил.
Сенька рассмеялся.
— Ишь сатана. И ты с ним подкидываешься. Ну-ка, давай трошки вперед.
Мишка продвинулся на полкорпуса. Мешок висел спокойно, кот слабо шевелился, не проявляя особого беспокойства. Это обстоятельство крайне не понравилось Сеньке.
— Ребята, — покричал он, — сюда до кучи, сейчас из кота каймак выбивать начнем.
Ребята подлетели, подняв тучи пыли.
— А если он опять? — беспокойно спросил Мишка.
— Что опять?
— В мешок?
— А, — догадался Сенька. — Не робей, гуртом вымывать будем, — Хлестнул по мешку.
В Сенькиной плети замысловато пропущен толстый дрот, кот подпрыгнул, мешок соскользнул под брюхо, когти кота вцепились в брюхо Червы. Кобылица кинула задом и припустила по дороге.
— Давай сюда, — кричал Сенька, скача рядом, — мы его плетями на весу, на весу.
Поняв замысел друга, Миша, подхватив мешок, передал Сеньке. Тот принялся пороть по мешку. Уморившись, передал другим. От мяуканья кот перешел к хриповатому крику, совсем не похожему на кошачий.
Мише стало жаль кота, которого он знал еще бархатным ласковым малышом, гонявшимся за мухами, воробьями и собственной тенью.
— Ребята, хватит, надо выкинуть, — сказал он.
— Не возвернется? — усомнился Сенька, оглядываясь назад, где еле-еле виднелись острые верхушки тополей.
