На всём пути от южного побережья до границ Нортумбрии я дрался на стороне саксов, но по иронии судьбы, теперь из-за брака моей дочери я стал их врагом.
— Что бы ты ни делал, отец, — сурово твердила она, — не дразни их! Не нужно сталкиваться с ними, ссориться или угрожать! Мы не хотим их разозлить!
Я бросил взгляд на её брата, игравшего с племянниками. Мы были в большом римском доме, стоявшем на самом верху Линдкольнского холма, и из обширного сада с его восточной стороны на многие мили могли видеть земли, залитые солнцем. Брунульф и его люди где-то там, неподалёку, и я считал, что мой сын предпочёл бы сразиться с ними. Он прямолинейный, неунывающий и упрямый, а моя дочь, такая темная рядом со светловолосым братом — хитрая и себе на уме. Она так же умна, как и её мать, но это не мешало ей ошибаться.
— Ты боишься западных саксов, — сказал я.
— Я уважаю их силу.
— Они блефуют, — ответил я, надеясь, что не ошибся.
— Блефуют?
— Это не вторжение, — рассердился я, — они просто отвлекают внимание! Им нужно удержать твоё войско на юге, пока Константин штурмует Беббанбург. Брунульф не собирается атаковать! Для этого у него недостаточно людей. Он просто хочет, чтобы ты смотрела на юг, пока Константин осаждает Беббанбург. Они заодно, разве тебе не ясно? — Я шлёпнул рукой по каменной ограде сада. — Мне здесь не место.
Стиорра знала, о чём я, знала, что мне нужно быть в Беббанбурге. Она коснулась моей руки, словно пытаясь успокоить.
— Думаешь, ты сможешь сражаться и со своим двоюродным братом, и со скоттами?
— Придется.
— Отец, ты не справишься без помощи нашего войска.
— Всю свою жизнь, — горько сказал я, — я мечтал о Беббанбурге. Мечтал вернуть его. Мечтал в нём умереть. И что же я сделал? Помог саксам захватить земли, помог христианам! А чем они мне отплатили? Объединились с моими врагами. — Я обернулся к ней и резко добавил: — Ты ошибаешься!
— Ошибаюсь? В чём?
— Западные саксы не вторгнутся к нам, если мы атакуем Брунульфа. Они не готовы. Когда-нибудь будут готовы, но пока — нет. — Я не был уверен, что прав, но пытался убедить самого себя. — Нам нужно напасть на них, наказать их, перебить. Пусть они нас боятся.
— Нет, отец, — теперь она говорила умоляющим тоном. — Прошу, подожди. Посмотрим, может, Сигтрюгр договорится с мерсийцами, ладно?
— Мы не воюем с мерсийцами, — ответил я.
Она отвернулась и посмотрела вдаль, на холмы, покрытые клочьями облаков.
— Ты знаешь, — теперь она говорила спокойнее, — что кое-кто из западных саксов считает, будто мы не должны были заключать мир? Половина их витана утверждает, что Этельфлед предала их, потому что любит тебя, а другая половина — что мир нужно сохранять до тех пор, пока они не станут сильны настолько, что мы не сможем сопротивляться.
