Вы спрашиваете, как человек доходит до жизни такой, до бездомной? Вы так спрашиваете, словно журналист какой, хотя на журналиста не похожи. Глаза слишком честные… Как человек доходит… Да просто доходит. Очень даже просто…
Когда моя единственная жена умерла, я к матери своей переехал. Жили мы себе поживали в двух комнатах с кухней без окна в районе Мокотова[7]. Мама квартирку эту на последние деньги свои пенсионные в собственность выкупила и меня там прописала. Пил я по причине смерти супруги, беспробудно пил, пять лет. Всё, чтобы горе-печаль залить. И работу-то из-за водки из-за этой потерял. Но в один прекрасный день встретил женщину на центральном вокзале. Вдова, но не старая, еще и с дочкой, Анечкой. И так, слово за слово, неделя за неделей, через год я понял, что она создана для меня, а я – для нее, а Анечка – для нас. Созданы-то созданы, но без общего дома, где и завтрак, и ужин, где общее одеяло и где детская комната, все равно что рама без картины. Разве не так? Скажите, разве не так? И тогда один приятель на работу в Норвегию меня сагитировал. Платить обещал хорошо, и через полгода я уже смог бы оформить кредит в банке на квартиру. Я все умею делать: и канализацию проложить, и высоковольтный кабель, и обои ровно поклеить, и стенку гладко оштукатурить. Вот только крышу вывести не сумею. Поехали мы сначала на пароме в Швецию, а потом автобусом в Тромсё. Там холодно даже тогда, когда они считают, что у них жара. Нас туда на строительство жилых домов направили. Через неделю работы норвежцы в черных мундирах пришли на стройку с облавой. Оказалось, что мы там были нелегально, а тот поляк, что нас нанял, – уголовник. Полгода ждал я депортации в специальном лагере. Тем временем мать моя умерла. Сердце. Когда вернулся я в Варшаву, не смог открыть дверь своим ключом. Моя родная сестра и муж ее привели трех свидетелей в паспортный стол. А те подписали бумагу, что больше трех месяцев меня по адресу матери не было. Что было чистой правдой, ведь я в Норвегии тогда в лагере сидел. Так квартира перешла к ним. К сожалению, совершенно легально, в полном соответствии с нашим законом. Созданная для меня вдова успела за это время поставить на мне крест и знать больше меня не хотела. К Анечке ходить мне тоже запретила. Два месяца шатался я по друзьям, но сколько так можно, ведь и честь надо знать. Так я оказался на улице. А когда было холодно, то шел в приют для таких же, как и я. Зато теперь у меня есть «своя» беседка, и всё в порядке. Вчера ездил в социальную службу. Проверял себя в списке очередников на квартиру. На два номера вверх передвинулся. Лет через пять окажусь в самом верху этого списка…
