Игру на деньги больше не предлагали.
В свой третий вечер в «Шарman'щике» он наткнулся на «компанию» во главе с Тарой (или Антоном?). Но парни прошли мимо, не предприняв попытки зацепить. Или поздороваться. И спокойно обдирали кого-то за угловым столом до самого закрытия.
Похоже, инцидент был исчерпан.
Разумеется, узнал о его лаврах и Костя. Он выследил его в клубе (кто ж даст свой номер такому козлу?). Восторженные вопли на весь зал о том, «какой он крутой мужик», заставили Эда поморщиться - он всерьез опасался, что Костя полезет обниматься. Но обошлось. С тех пор Константин не вмешивался в игру Эда, ограничиваясь молчаливым обожанием со стороны и бесполезными попытками примазаться к его успеху.
Но было у них все же и кое-что общее - любовь к местной фауне женского пола.
Игорь, несмотря на виртуозное владение кием, вне стола становился нервным занудой. Поэтому после игры Костя с его неугомонно-оптимистичным характером оказывался очень кстати Эду, который раскрывать рот для разговоров вообще не любил. И тогда яркие птички, обладающие маниакальной привязанностью к компаниям, сами слетались к их веселому столу поклевать с рук…
Так и текла его жизнь - между работой и скукой одиноких вечеров. Между бильярдом и новыми женщинами. Между красивыми и одинокими. Между любительницами и профессионалками.
Он любил раздевать их, обнажая сокровенное. Любил выражение покорности, неизменно появлявшееся на их лицах - у кого-то раньше, у кого-то позже… Но боже, как же это все было одинаково!
Он никогда не запоминал их имена («да, детка… нет, детка… пока, детка»). И предпочитал не встречаться ни с кем дважды. Исключение составляли только две «ночные бабочки», достаточно искусные, чтобы интереса к ним хватило на дольше, и достаточно опытные, чтобы интерес этот ничем личным Эду не грозил…
Иногда под настроение он запускал работу и подолгу не проверял свой электронный ящик. А потом недели напролет торчал перед экраном, забывая выбросить окурки из переполненной пепельницы и даже просто поесть. Тогда на него наваливалась бессонница - горький саван, покрывавший дни и ночи одинаковым сероватым налетом и не позволявший вздохнуть как следует. И Эд сам не мог понять, что же было сначала - работа или бессонница?…
А порой целыми неделями, удивляя себя, он вел размеренную жизнь сытого бюргера - без опозданий приходил на важные (для его собеседников) встречи, по выходным играл в «Шарman'щике». И поражался: зачем его странной жизни вздумалось ползти по одной и той же накатанной колее так долго?…
