Под заголовком «Организованный ад» эта книга Когона была издана по-французски в 1947 году. Речь идет об очень важном во многих отношениях свидетельстве. Во-первых, потому, что Когон занимал ключевой пост во внутренней администрации Бухенвальда, что позволило ему увидеть систему концентрационных лагерей в целом. Он был помощником главврача СС Дингшулера, ответственным за блок медицинских опытов. На этом посту, проявив находчивость, отвагу и упорство, Когон здорово помог антифашистскому движению в Бухенвальде.
В то же время Ойген Когон — и это делает его свидетельство, его исследование еще более ценным — не был активным коммунистом. Христианский демократ по убеждениям, он был решительным противником марксистской идеологии, и, участвуя в движении Сопротивления в Бухенвальде, рискуя жизнью наравне со своими немецкими товарищами-коммунистами, всегда при этом сохранял моральную независимость.
Вот как объясняет Ойген Когон в своей книге происхождение бухенвальдской библиотеки:
«Библиотека для заключенных была основана в Бухенвальде в начале 1938 года. Чтобы собрать первые три тысячи томов, узникам разрешили получать посылки с книгами из дома; или они должны были внести определенную сумму денег, на которую комендатура закупала национал-социалистические произведения… Сама комендатура безвозмездно выделила библиотеке 246 книг, из которых 60 были экземплярами „Майн кампф“ Адольфа Гитлера и 60 — „Мифом двадцатого века“ Альфреда Розенберга. Все они сохранились в прекрасном состоянии, вопиюще новые, совсем нечитанные. С годами библиотека увеличилась до 13 811 книг в переплете и 2000 брошюр… Зимой 1942–1943 годов я часто добровольно записывался в ночную охрану сорок второго блока в Бухенвальде, где периодически подворовывали хлеб из шкафчиков. Я оставался один с трех до шести утра в караульном помещении — там, в этой прекрасной тишине и покое, я изучал сокровища лагерной библиотеки. Было так странно сидеть одному у занавешенной лампы и читать „Пир“ Платона или „Лебединую песню“ Голсуорси, Гейне, Клабунда или Меринга…»
Я в свою очередь — через два года — провел несколько счастливых декабрьских ночей у подножия пылающего крематория в задней комнате Arbeitsstatistik с романом Фолкнера «Авессалом, Авессалом!».
Я оставил старого Вальтера и вернулся к чтению.
Как раз в тот момент, когда вошел Майнерс, я раздумывал о том, не посоветоваться ли с Вальтером насчет касающегося меня запроса из Берлина. Интересно, что он скажет по этому поводу. В его молчании я был абсолютно уверен.
