К этому времени в обществе наметилось определённое волнение, и некоторые дамы, обеспокоенные бесплодным ожиданием, покинули свои места, и подошли к миссис Фарриндер, окружённой поклонниками. Мисс Бёрдси очень тактично поторопила её, заметив некоторую враждебность публики. На самом же деле, враждебности вовсе не было, напротив, было слишком много симпатии.
– Мне не требуется сочувствие, – сказала миссис Фарриндер со спокойной улыбкой, обращаясь к Олив Ченселлор. – Я испытываю больше воодушевления, когда встречаюсь с предрассудками, фанатичным консерватизмом и другими несправедливостями. Они встают передо мной подобно армии. Тогда я ощущаю себя Бонапартом перед одним из своих великих сражений. Да, мне требуются враждебные силы, чтобы сразиться с ними.
Олив подумала о Бэзиле Рэнсоме. Смог бы он составить эту враждебную силу? Она упомянула о нём миссис Фарриндер, которая выразила искреннюю надежду, что, если ему не близки их общие принципы, то он мог бы взять слово и обозначить свои позиции.
– Я была бы счастлива ответить ему, – сказала миссис Фарриндер с необыкновенной мягкостью. – В любом случае, я была бы рада обменяться с ним мнениями.
Олив почувствовала глубокую тревогу при мысли о публичном споре этих двух энергичных людей (у неё сложилось впечатление, что Бэзил был именно таким) и не потому, что она сомневалась в счастливом исходе диспута. Олив казалось, что в этом случае она бы оказалась в двусмысленном положении человека, впустившего агрессора, а она испытывала ужас перед всякой двусмысленностью.
Мисс Бёрдси не стала обижаться, пусть она и пригласила сорок человек для того, чтобы услышать миссис Фарриндер, которая не желала выступать. Но у неё была такая благородная причина! Было что-то героическое и демократичное в её предлоге, поэтому мисс Бёрдси не могла сердиться и ушла, чтобы вынужденно огорчить своих гостей, надеясь, что и они сочтут причину достойной.
– Но мы могли бы немного притвориться врагами, чтобы расшевелить её, разве нет? – спросила она господина Тарранта, который сидел со своей супругой в добровольном, но не в высокомерном отдалении от остальной компании.
– Ну, не знаю, мне казалось, мы здесь все солидарны, – ответил он, оглядывая комнату с широкой улыбкой, которая образовала вокруг его большого рта две глубоких морщины, похожие на крылья летучей мыши, и обнажила ряд крупных, даже хищных зубов.
– Селах, – сказала его жена, кладя руку на рукав его плаща, – может быть, мисс Бёрдси было бы интересно послушать Верену?
