Доктор Кеннет, нервно шевеля в воздухе пальцами, убеждал сына:
— Удивительное письмо, а? Так и видишь старого солдата, честное слово! Были же патриоты в то время! Никогда не роптали — все готовы были вытерпеть для спасения родины. Удивительное письмо! Какой-нибудь историк, наверно, дорого бы заплатил, чтобы посмотреть на это письмо, но я его даже издали никому не покажу, и ты смотри не показывай, если кто-нибудь пронюхает и будет просить. Ну, это тебя воодушевит, правда?
— Д-да, папа, конечно.
— Вот, а теперь у меня есть для тебя сюрприз. Я, кажется, знаю место, где имеется многое множество писем, и не только моего отца и старика Дэниела, а может, и самого Генри Арагона! Интересно, а? Моя кузина Эбби Кайферс, та, что в Милуоки замужем за торговцем скобяными изделиями, она всегда любила собирать и хранить старые бумаги, и я уже ей написал. Ведь это для тебя просто клад, верно?
— Да, это замечательно, — промямлил Нийл. — Первоисточники. Они, кажется, нужнее всего для научных изысканий.
Кузина Эбби прислала письма Уильяма, Дэниела и Генри Арагона Кингсбладов, и Нийл набросился на них, как кот на валерьянку.
Он много чего узнал о ценах на пшеницу в 1852 году, о прожорливости свиней в 1876 году и о здоровье целой галереи Эмм, Абигайлей и Люси, но все это бросало удивительно мало света на вопрос о королевском происхождении. Даже в письмах Генри Арагона, написанных из Нью-Джерси между 1826 и 1857 годами, встретилась всего одна фраза, за которую можно было ухватиться: «Здешние жители все не могут решить, какой губернатор им больше подходит — дурак или мерзавец, и будь я королем этой скудоумной страны, я бы их всех велел повесить».
Нийл с грустью заключил, что предки его отца были люди работящие, трезвые и скучные и что, если ему суждено докопаться до гипотетического сына Екатерины Арагонской, наверно, окажется, что тот на старости лет стал благочестивым могильщиком. Он вздохнул. «Я и не ожидал, что мне удастся произвести нас в короли. Просто обещал папе, — ну, и поработал. Лучше, пожалуй, бросить это дело и думать о Бидди и о будущем, а не о каких-то высочествах и величествах. Ну их к черту».
Но в нем уже проснулся интерес к семейной истории, и теперь он решил покопаться в родне с материнской стороны — вдруг там найдется что-нибудь повеселее?
Он почти ничего не знал об этой ветви семьи, хотя в студенческие годы часто навещал свою бабушку Жюли Саксинар, которая и теперь еще была жива. Его мать и бабушка Жюли никогда особенно не ладили, и Нийл уже пять лет не видел бабку, но он помнил ее — маленькая, сердитая старая француженка с горящими глазами, чье детство прошло на беспокойной границе в штате Висконсин. Как-то вечером, зайдя навестить родителей, он закинул удочку:
