— Вот в хитрости вашей парочке нет равных в этой сфере. Да что там в этой, и в других ещё поискать нужно таких прохвостов. Хотите всю ответственность переложить с себя на другого.
Со стороны смотрелось так, как будто бабушка отчитывает внуков за мелкое хулиганство, но вид тем временем у неё был таким благодушным, что любому наблюдателю стало бы ясно, что делает она это исключительно в воспитательных целях и внуков своих любит.
— Ничего не скроется от тебя, мудрейшая заступница сирых и убогих, покалеченных и разбитых, но что делать нам? Боюсь, мы можем выбрать наказание слишком суровое, и потом долгие годы раскаяние будет мучить наши сердца, в то время как ты бы посоветовала, как раз то, что нужно. Я просто убеждён в этом, — ответил Аметис.
— А я готов поставить свой золотой пояс на то, что лучшего решения мы не услышим ни от кого на свете, — добавил Оршан.
— В умении лить лесть потоками, будто вода падает с водопада, вам также мало равных. Впрочем, лесть и хитрость часто ходят рука об руку, — говоря это, старушка поглядела на Джона, слегка приподняв очки.
— Рокфеллер, раньше думать надо было, — обратилась она к Джону, и, секунду поразмыслив, отвечала так мучителям несчастного старика:
— Да отправьте его на остров, право, ну чего тут думать. Они же так любят всей своей бандой на острове собираться, так к чему ломать устои и привычки.
Друзья переглянулись, и в самых восторженных оборотах речи поблагодарили мудрую Аззу, после чего произошло не менее галантное прощание, и старушка в долю секунды просто испарилась.
— Эх, и до чего же умна эта Азза! Ну, как нам самим не пришла такая простая, и вместе с тем замечательная идея, — недоумевал толстяк. — От себя лишь остаётся добавить самую малость: пускай он сидит на табурете, весь срок не вставая, голым задом на перцовом горчичнике. Ну вот, пожалуй, и всё от меня! — Заключил Оршан.
— Ну и я в долгу не останусь: ноги будет мочить в тазике с ледяной водой, — добавил Аметис, явно желающий, чтобы последнее слово в этом важном деле было за ним.
— Так тому и быть! Всё слышал Рокфеллер? Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Обжаловать приговор, да и вообще, что-либо возразить, об этом и речи не могло быть. Джон лишь глупо моргал глазами и слушал всю эту чушь. Ему даже снова пришли мысли в голову, что всё это дурной сон, но заветного пробуждения не наступало, кошмар не растворялся подобно туману, ничего не исчезало, так что приходилось и далее внимать всему происходящему и дивиться.
