— Что-нибудь будешь? — спросил Северус тем невыразительным тоном, который означал, что он полностью закрылся окклюменцией.
Лили — она благодарно улыбалась официантке — непонимающе моргнула.
— Что?
Вместо ответа он указал на тарелку.
— О нет, я сыта. Петунья приготовила обед, как невероятно это ни прозвучит; я совсем забыла, как она... — Лили осеклась, словно только что осознала, что ведет с ним светскую беседу — так, будто он не Пожиратель Смерти, который когда-то назвал ее грязнокровкой, а она не...
— Хорошо, — ответил он безразлично и принялся нарезать вилкой яйца на полоски. Официантка ушла; в течение нескольких секунд был слышен только скрип металла по керамике.
— Северус, — произнесла Лили тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Он поднял на нее глаза; окклюментные щиты его были прочны, как камень, и от одного взгляда на ее лицо в них разверзлась трещина шириной с Нил. В семнадцать он ни за что не разобрался бы в вихре ее эмоций, да и в тридцать восемь не до конца их понимал, даже с помощью легилименции — такая это невозможная была мешанина гнева, отвращения и... скорби. Кажется, скорби.
— Я хочу знать, почему, — сказала Лили. К чуть теплому кофе она не притронулась; над ее чашкой даже не поднимался пар. — Я осталась, потому что хочу спросить тебя, почему...
Северус отхлебнул кофе, выжидая. От влаги ее рыжие волосы завивались на концах, и она не принесла с собой зонтик. Сердце так громко колотилось у него в груди — почти до головокружения, — что он бы не удивился, если бы и она расслышала эти гулкие удары.
— Ладно, я хочу спросить тебя много о чем, — сказала она, — но прежде всего — отчего ты назвал меня... тем словом?
Северус опустил чашку на стол — вдумчиво и аккуратно, стараясь сконцентрироваться на этой вещице. Он столько раз проигрывал в мыслях этот диалог, представляя тысячи всевозможных сценариев в безопасном уединении собственного разума — но сейчас не мог вспомнить из них ни слова, был не в силах придумать для нее ни единого ответа.
— Я мог бы попробовать объяснить, — произнес он так же осторожно, как отставил в сторону кофе, — но ты не поймешь.
— Если ты не прекратишь говорить со мной свысока...
— А можешь, и поймешь, — негромко перебил он. — Что ты сказала тогда на прощание? "На твоем месте я бы постирала подштанники, Сопливус". Что-то в этом духе, если мне не изменяет память.
Лили побледнела — только скулы вспыхнули алым.
— Что? Ты — что?.. — похоже, она и впрямь растерялась.
