Итак, семья моя прибыла в Париж. План был таков: драгоценный камень занимает немного места, и спрятать его куда как легче, нежели мешок с деньгами. А потому я решил не спешить с продажей изумруда – мне хотелось выбрать точку, где за него могут дать лучшую цену. Ну, а затем мы отправимся ко мне на родину и подыщем себе в Америке славный домик в уютном и тихом местечке.
Тут, боюсь, я и допустил ошибку: во мне взыграло тщеславие. Ведь я относительно недавно разыскал и уничтожил зеркало Архимеда и попутно спас Астизу и Гарри от пиратов. И я не хотел упустить возможность еще раз пообщаться на дружеской ноге с консулом – в надежде, что тот скажет, как блестяще я провел эту операцию. Меня также очень занимал вопрос об обширной территории Луизианы, которую приобрела Франция и по которой я считал себя экспертом, поскольку побывал там в компании одного безумца из Норвегии. Я уже посоветовал Джефферсону купить, а Наполеону – продать эти земли, но переговоры были приостановлены, и президент послал в Париж нового дипломата по имени Джеймс Монро. Его, а не меня, – и я был раздосадован, поскольку считал, что смогу ускорить процесс, а уж потом удалиться на покой.
В каждом успехе всегда кроется подвох. Он заставляет человека почувствовать себя незаменимым – а это есть не что иное, как заблуждение. Гордыня приносит куда больше неприятностей, чем любовь.
Итак, когда в середине января 1803 года семья моя прибыла в Париж, ко мне обратился американский посланник Роберт Ливингстон: его очень тревожила судьба пустошей к западу от реки Миссисипи, и он хотел, чтобы я лоббировал его интересы у Наполеона. Поскольку именно Ливингстон устроил нас в гостиницу, да к тому же работал с моим другом Фултоном над очередным изобретением под названием «паровая лодка», я убедил Астизу еще немного полюбоваться Парижем, а сам стал добиваться аудиенции у Бонапарта. Город полнился слухами о возобновлении конфликта с Англией, беседы на эту тему были крайне занимательны, а перспективы вступить в новую войну всегда возбуждают тех представителей общества, шансы которых принять участие в сражениях достаточно ничтожны. При этом моей жене не терпелось познакомиться с прославленными библиотеками города, где хранились тексты о мистических религиях.
И мы остались в Париже и стали вести светскую жизнь. Я был горд тем, что меня, прежде сидевшего в парижской тюрьме, теперь наперебой приглашают в салоны.
Мы с Астизой отказывались признаваться, что в глубине души по-прежнему оставались охотниками за сокровищами.
