На пятнадцатый день снежного заточения синьора А. просыпается от такой острой боли в ладони, что хочется кричать. Вызывает неотложку. Соседи видят в окно, как машина «скорой помощи» скользит на крутом подъеме, как она освещает мигающими синим и оранжевым огнями снежное покрывало, а потом они видят, как закутанную в термическое одеяло синьору А. завозят на носилках в машину.
После этого она больше не сядет в свой голубой ФИАТ-600. Конец эмансипации. Достаточно один раз сдаться, чтобы потом не осталось смелости: теперь от одной мысли, что ей нужно вести машину, пусть даже трехколесную, одновременно управлять рулем, педалями, переключать скорости и следить в зеркале за сотней других транспортных средств, которые ее обгоняют или едут навстречу, она испытывает ужас, словно все эти действия, до недавнего времени составлявшие одно целое, теперь распались на части. Машина простоит неподвижно до конца зимы, аккумулятор будет постепенно разряжаться до тех пор, пока одна из кузин (не знаю, которая) не заберет машину – отдать внуку или продать.
Синьора А. заполняет заявление с просьбой обеспечить ей транспорт для проезда в больницу и обратно домой. На мгновенно полученном положительном ответе написано «бессрочная инвалидность» и прилагательное «тяжелая» – она будет долго жаловаться на эти формулировки, в том числе мне. События еще не успели произойти, а те слова уже ранили ее, причем куда больнее.
Наверное, приблизительно в это время я завел разговор о синьоре А. со своим психотерапевтом. Слушая меня, он нетерпеливо постукивал левой ногой и курил больше обычного. В другой раз он произнес фразу, которая тогда показалась мне пустой и жестокой: «Истории всех раковых больных похожи друг на друга».
Мы обсудили, могут ли обстоятельства смерти хотя бы отчасти отражать то, как человек прожил жизнь. Разве синьора А. заслужила то, что с ней происходит, хоть отчасти навлекла беду на себя? Мне кажется, именно эта мысль не давала ей покоя: наказание казалось ей совершенно несправедливым.
Один мой дедушка был редким скаредой, он разучился любить задолго до того, как у него началась деменция, он был таким злым, что из-за него я возненавидел пожилых людей и старость как таковую – я не мог в этом признаться, но отвергал старость, пока синьора А. со своей невероятной самоотверженностью не помогла мне измениться, – так вот, для деда упасть с приставленной к вишне лестницы и мучительно умирать целую ночь, лежа на земле, под дождем, когда рядом никого не было, – достойный конец. Но за что расплачивалась синьора А.? И если имело смысл искать связь между тем, как человек умирает, и тем, чего он не сделал в жизни, какой конец ждет меня?
