Синьора А. обычно снисходительно относилась к тому, что мы не распределили роли, прощала нам это как недостаток, типичный для современных семей, но инстинктивно этому сопротивлялась. Она не могла видеть, как я вожусь со стиральной машиной, и не могла понять, как Нора может взять в руки дрель и просверлить отверстие в стене (Нора справляется с этим куда лучше меня). В подобных случаях она находила способ выгнать нас обоих, чтобы доделать работу за нас: ей дозволялось делать все с тех пор, как, овдовев, она превратилась в андрогинное существо. В каком-то смысле ее уход стал для нас спасением: продолжай мы доверять ее взгляду, однажды мы оказались бы в ловушке реинкарнации решительного мужа и покорной жены, воспроизвели брак, каким он виделся полвека назад.
Она соблюдала установленные в обществе правила и церковные заповеди и бессознательно верила в превосходство мужчин над женщинами. Это было забавно, и, обращаясь ко мне с чуть большим почтением, чем к Норе, она показывала, что считает меня хозяином в доме. Казалось, ей ничего не остается, как больше прислушиваться к моему мнению, быть внимательнее к моим потребностям, больше уважать мой характер, чем вести себя точно так же по отношению к моей жене, хотя синьора А. любила ее всей душой.
Однажды летом я уговорил Нору раньше обычного поехать в отпуск вместе с мамой и Эмануэле. Во время моего недолгого одиночества синьора А. заботилась обо мне с еще большим рвением. Она готовила блюда, которые Нора никогда бы не разрешила, и часто оставалась со мной ужинать (чего она никогда не делала), чтобы составить мне компанию. Утром она являлась раньше обычного и приносила дневной урожай со своего огорода, и, когда я вставал, завтрак был уже на столе, а рядом с моим рюкзаком стоял пакет с обедом: мне предстояло его съесть позднее, в университете, вместо бутербродов из кафетерия, от которых, по ее мнению, я только толстел. Она даже купила букет оранжевых гербер и поставила его на стол. Синьора А. играла роль преданной жены, а я не мешал ей.
Июль выдался жаркий, кондиционеров у нас тогда еще не было, и я расхаживал по дому в нижнем белье; мне казалось, будто ее глаза следят за мной, что ей нравится на меня смотреть. Это может показаться абсурдным, но неделю спустя в воздухе повисло эротическое напряжение.
Когда Нора вернулась, я уже успел привыкнуть к нашей странной фамильярности. Увидев, что я вышел к синьоре А. в трусах, Нора позвала меня в спальню и велела надеть брюки.
