– Значит, Раиса Владимировна приходится сестрой Зосе Владимировне и матерью тете Люсе?
– Выходит, что так. – Ираида Самсоновна вытащила еще одну фотографию, на которой были двое: солидный мужчина и женщина: – «Иван Васильевич с женой. Москва, 1928 год».
Надежда взяла пожелтевший снимок:
– Это же Раечка!
Ираида Самсоновна сверила снимки:
– Точно. Значит, Иван Васильевич – отец тети Люси.
– Ты помнишь ее девичью фамилию?
– Тети-Люсину? Иванова.
– Да нет же! Это фамилия тети-Люсиного мужа.
Ираида Самсоновна ненадолго задумалась:
– Девичья? Вертится на языке… На букву «Б» начинается, похожа на польскую…
– Пожалуйста, вспомни, – попросила Надежда.
– Домбровская!
– Ты же говорила на «Б»?
– Я ошиблась. Точно – Домбровская.
Надежда взяла в руки фотографию с двумя сестрами:
– Но ведь Зося была замужем… Выходит, не меняла фамилию.
– Тебе откуда это известно?
Не ответив, она задала новый вопрос:
– Ты как-то сказала, что в детстве побывала в этом доме.
– В этом или в соседнем, точно не помню. Мне было года четыре. Да и место это я по церкви запомнила, меня в ней крестили.
– Гипотетически можно предположить, что та самая Раечка, мать тети Люси, жила в этом или в соседнем доме, а вы с бабушкой ее навещали.
– Вполне возможно. Мать, кажется, приходилась Раечке двоюродной племянницей. – Ираида Самсоновна виновато вздохнула: – Как жаль, что мы не знаем наших корней.
Захлопнув альбом, Надежда как будто подвела черту и сказала:
– Вчера вечером я была у Мешакиных.
Ираида Самсоновна вскинула брови:
– С чего это вдруг?
– Меня просили не распространяться насчет родов Анфисы. Так что сама учти и предупреди остальных.
– Не понимаю, что в этом такого. Ну родила и родила. Как, кстати, чувствует себя малыш?
– Говорят, что нормально, но судя по всему, дед не в восторге.
– Это пока. А возьмет на руки да в глазки малышу поглядит, сразу оттает. – Вздохнув, Ираида Самсоновна проронила: – А мне, видать, не дождаться…
Надежда возмутилась:
– Мама! Сколько можно просить: хватит об этом!
Их разговор прервал Соколов, явившийся в гостиную с плечиками, на которых висел шифоновый балахон, расшитый цветами из разноцветных пайеток:
– В двенадцать у Ермаковой примерка.
Надежда всполошилась:
– Почему я об этом не знаю?
– Потому что невозможно одной за всем усмотреть, – ответила Ираида Самсоновна, вышла из-за стола и распахнула перед Соколовым дверь примерочной.
Валентин Михайлович прошел внутрь, повесил плечики на крючок и удалился.
Надежда посмотрела в окно – лимузин Ермаковой уже припарковался у дома. Она поспешила к главному входу и вскоре вернулась с немолодой, но молодящейся женщиной, одетой так броско, как может себе позволить только очень известная эстрадная певица. При ней состояли три тихие дамы, готовые оказать ей услугу в любую минуту.
