Случалось, особенно первое время, подружки спрашивали, куда подевалось ее благоразумие. Она была хорошенькая, о чем неустанно твердили ей все окружающие. А еще вечно смеялась: какие бы шутки ни играла с ней жизнь, Соня умела всегда на все взглянуть оптимистически. А Уве, гм, ну, Уве – это Уве. И на это окружающие тоже не уставали указывать Соне. Такие, как он, уже в начальных классах больше походят на ворчливых старичков. Соня же заслуживает гораздо, гораздо лучшей партии, убеждали ее доброхоты.
Все так, но для Сони Уве не был ни угловатым, ни угрюмым, ни резким. В ее глазах он остался тем, кто подарил ей чуть примятые розовые цветы, когда они впервые пошли в ресторан. И еще она запомнила отцовский кургузый пиджачок, который топорщился на его широких, чуть сутулых плечах. И ту пылкость, с какой он защищал справедливость, порядочность и кропотливый труд, мир, в котором белое должно быть белым. Не ради наград или дипломов, не ради одобрительного похлопывания по спине. Не так уж много осталось на свете таких мужчин, решила Соня. И потому ухватилась за него. Ну, не писал он ей стихов, не пел серенад, не осыпал дорогими подарками. Но кто бы другой столько месяцев изо дня в день по стольку часов катался не в ту сторону, просто чтобы сидеть рядом с ней и слушать, что она говорит.
Так что, когда она брала его руку (толщиной с ее ногу) и щекотала, покуда не треснет, расползаясь в улыбку, гипсовая маска на его суровом лице, душа ее пела. И эти мгновения принадлежали ей и только ей.
– «Не согрешив, покаяться нельзя. Мой муж покается. И станет лучше. Гораздо лучше, через грех пройдя»[1], – ответила она Уве в тот вечер, когда, впервые ужиная с ней, он признался, что обманул ее, сказал, что служит в армии.
Тогда она не рассердилась. Потом, естественно, сердилась на него без счета, но не в тот раз. А он за все пройденные вместе годы больше ни единожды не солгал ей.
– Кто это сказал? – поинтересовался Уве, косясь на тройные редуты столовых приборов, выложенные перед ним на столе, будто кто открыл перед ним каптерку со словами: «Выбери себе оружие».
– Шекспир, – ответила Соня.
– И как он, ничего? – спросил Уве.
– Волшебный, – с улыбкой кивнула Соня. – Из Англии.
– Не нашенский, что ль? – пробубнил Уве в салфетку.
– Не наш, – поправила Соня и ласково положила свою руку на его.
Прожив с ним вместе без малого сорок лет, Соня помогла осилить тома сочинений Шекспира не одной сотне труднообучаемых учеников с дислексией и дисграфией. За все это время Уве, как она ни билась, не прочел ни строчки. Зато, как только они заселились в новый дом, Уве несколько первых недель каждый вечер что-то мастерил в сарае. А смастерив, поставил в гостиной книжный шкаф такой красоты, что Соня только ахнула.
