– Мне надо в больницу, – говорит она, откидывая голову.
Уве морщится:
– Из-за такой фигни? Подумаешь, кровь из носа!
Она произносит какое-то ругательство (персидское, должно быть), щепотью берется за переносицу. Нетерпеливо мотает головой, алые капли падают ей на куртку.
– При чем тут нос?
Уве озадачен. Сует руки в карманы.
– Ни при чем? Вот как. Что ж…
Она жалуется:
– Патрик с лестницы упал.
Запрокидывает голову сильнее: Уве беседует уже с ее подбородком.
– Кто такой Патрик? – интересуется Уве у подбородка.
– Мой муж, – отвечает тот.
– Увалень, что ли?
– Он самый, – соглашается подбородок.
– И он свалился с лестницы, – уточняет Уве.
– Да. Полез открывать окно.
– А! Ну, так ясен перец, я как увидал, сразу…
Подбородок вдруг исчезает, на его месте появляются два огромных карих глаза. А в них тоска.
– Хочешь поговорить об этом? Прения откроем?
Уве смущенно чешет макушку.
– Да нет… нет… а что ж ты, сама его отвезти не можешь? В той японской швейной машинке, на которой вы сюда приехали, – не сдается он.
– У меня прав нету, – отвечает соседка, отирая кровь с губы.
– То есть как это «прав нету»? – изумленно переспрашивает Уве, словно не в силах уловить смысл этих слов.
Она опять нетерпеливо вздыхает:
– Так, нету прав, и все, а что такого?
– А лет-то тебе сколько? – почти с любопытством интересуется Уве.
– Тридцать, – выпаливает она.
– ТРИДЦАТЬ! И нету прав? А что, с тобой что-то не так?
Она стонет. Держась одной рукой за переносицу, пальцами другой щелкает под носом Уве.
– Очнись, Уве! Больница! Отвези нас в больницу!
Уве, обиженно:
– Кого это «нас»? Это твой летчик окошка открыть не может, с лестниц падает, вот ты и вызывай «скорую»…
– Да вызвала я «скорую». Уже забрали его. Только я в «скорую» не влезла. А все такси в городе нарасхват: снег выпал, на автобусе только застрянешь где-нибудь.
Кровь струится по правой скуле. Уве стискивает челюсти, аж скрипит зубами.
– Да, на автобусы надежды никакой. Там одни бухарики работают, – бормочет тихо, опуская подбородок, со стороны может показаться, будто он прячет слова под ворот рубашки.
Она, похоже, заметила, как он изменился в лице, едва услыхав слово «автобус». А может, нет. Во всяком случае, соседка кивает ему, словно это обстоятельство решает все дело.
– Вот-вот. Ты должен отвезти нас.
Уве собирается устроить ей выволочку, поставить на место. Но, к собственному ужасу, вместо грозной тирады выдавливает лишь жалкое:
– Никто никому не должен. Я тебе не бюро добрых услуг!
