— Дружище, не смущайся, пожалуйста. Очень прошу. Ты ведь можешь петь. Ты ведь, если откровенно говорить, любишь петь.
Максим слегка осмелел тихонько сказал:
— Ага.
— Дома, когда ты один, ты наверняка поешь. Я в этом совершенно уверен.
Максим осмелел еще больше и ответил:
— Смотря что… Дядя стремительно обрадовался:
— И прекрасно! Здорово? А что ты хочешь? Что любишь? Давай!
Максим вспомнил, что после диктанта еще природоведение, которое он совершенно случайно не выучил. И спросил:
— А можно с гитарой? Я с роялем не могу как-то…
Дядя сорвался с круглой табуретки, умчался из комнаты и тут же вернулся с блестящей гитарой.
— Что будем? Давай…
— Я названия не знаю…
— Ладно, посмотрим. Ты начинай, я подыграю.
Начал Максим, наверное, не очень здорово:
Приглушенно тлеют огни,
И лагерь наш в сумраке тонет…
Но голос его догнала гитара, и стало легче. И песня была такая, что если уж запел, то надо петь как следует. Потому что сразу кажется, что кругом опасность и скоро — в атаку.
В кустах не расседланы кони,
И песня в ночи не звенит…
Дальше Максим и сам не знал, как пел. Но, видимо, голос его звучал чисто и тревожно, потому что слова в песне были тревожно-звонкие:
Средь тонкой ночной тишины
Не дремлют повстанцев дружины.
И как нервы, стальные пружины
В ружейных замках взведены…
Когда песня кончилась, дядя отложил гитару и задумчиво сказал:
— Д-да, любопытно… Это откуда такое произведение?
— У брата слышал.
— Он тоже поет? — быстро спросил дядя.
— Да нет, у него на магнитофоне…
— Ну ладно, Максим Рыбкин. Меня зовут Анатолий Федорович, я руководитель ребячьего хора. И ты, дружище, от меня не сбегай, пожалуйста.
Максим не сбежал. Зачем? По крайней мере можно было петь не стесняясь. Не то что дома, где мог услышать и начать дразниться Андрей. Правда, не все песни нравились, но что поделаешь? Так не быва-ет, чтобы все на свете нравилось. Зато одна песня, про первый полет, была для Максима самая лучшая. С этой песней он и будет выступать сегодня на телевидении, на концерте, посвященном Дню пионерии.
Хорошо, что с этой песней? Пускай мама с папой не летчики, пускай он сам не летал еще ни разу, даже пассажиром, но раз он поет про летчиков, значит, хоть какое-то, хоть самое маленькое отношение к ним имеет. Значит, пилотку с крылышками носит не зря. Вот так!
Максим посильнее сдвинул пилотку на левый бок и еще раз с удвольствием оглядел себя в зеркале.
Конечно, хорошо, если бы уши были чуть поменьше и не торчали в стороны. И если бы вместо белобрысой коротенькой прически была темная и волнистая — не такая длинная, как у Андрея, но вроде. И если бы губы оказались потоньше, а нос попрямее и с мужественной горбинкой, как у папы. Но нет так нет. В общем-то. Максим и так неплох.
