— Я подошла к ней, попросила самым просительным голоском, что хочу завтра в город идти — навестить Петра Владимировича. Все у него были, я одна не была, а вчерашние цветы у него завяли, надо ему отнести новые, а я дороги в больницу не знаю… И еще мне хотелось, чтобы меня провожал мальчик. И я попросила, попросила… — Галя-кудрявая приостановилась, повертела головой, нашла Мишу и безо всякого смущения закончила свою речь: — Мне очень хотелось, чтобы он со мной пошел…
Миша от неожиданности стукнулся боком о плечо Георгия Николаевича и со свистом вобрал в себя воздух. Какое ликование, какая радость забились сейчас в сердце верного до гроба рыцаря!
Игорь, также не вставая с места, протянул палец Гале-начальнице.
— Теперь говори ты, — сказал он.
— Я сказала, — с апломбом начала та и оглядела всех надменным взглядом, — я сказала, что нерационально отпускать в город сразу двоих. Кроме того, выяснилось, что Миша квалифицированный работник на сжигании кустарника. И еще я сказала, что в город на свидание с Петром Владимировичем пойду я одна, я должна получить от него новые инструкции. Кроме того, я хотела купить пять кило сахарного песку.
— Хитрюга какая! Мне в город ни одного разу, а ей два раза! — с визгом и злостью крикнула Галя-кудрявая.
— Помолчи, пожалуйста! — резко оборвал ее Игорь. — Кто еще хочет говорить?
— Я скажу!
Миша выскочил на середину круга. Как он был сейчас хорош, с поднятой головой, с протянутой вперед правой рукой! Его цепкие черные глаза горели отвагой. В XII веке благородные рыцари защищали честь своей дамы мечом и копьем, а теперь они обладали иным, куда более мощным и острым оружием — они сражались словом. Рыцарь XX века был без страха и упрека; он не только защищал, но и сам собирался напасть.
— По туристским законам… — медленно затянул Миша, глядя не на собравшихся, а куда-то вверх, на макушки деревьев. — По туристским законам… — И вдруг он брякнул скороговоркой: — Отряд большинством в две трети голосов имеет право сменить своего командира. Предлагаю Галю сменить. Она — задавака!
— Правильно! Задавака! — звонко крикнула толстушка Алла и засмеялась.
— Задавака! Задавака! — раздались голоса отсюда, оттуда.
Георгий Николаевич все время слушал с большим интересом. Сейчас он понял, что под одним-единственным метким словцом ребята разумели очень многое: и организацию нелепого суда над усердной, но рассеянной кухаркой, и непомерную гордость и заносчивость Гали-начальницы, и ее так называемые волевые решения, вроде самого последнего, когда она сама себя назначила ходоком к больному воспитателю. И еще Георгий Николаевич подозревал: ребятам не очень нравилось, что на пойме она занималась только общим руководством, а от черной работы отвиливала.
