Спускаться вниз было опасно. Шелегеда услышал среди грохота и рева тяжелый глухой удар о землю, треск.
— Минус кунгас, — вслух пробормотал Шелегеда и бессильно растянулся на нарах. — Сколько всяких препятствий! Черт дернул отдать кунгас ремонтировать этим двум недотепам!
Бригадир забылся тяжелым сном.
К утру шторм поутих, начался отлив. Рыбаки спустились по развороченному трапу. Вдали уже маячил колхозный катер. Теплоходы медленно скользили вниз, к морю. Было пасмурной зябко. По берегу белели вразброс ровные стандартные рейки — видимо, смыло с плашкоута. Тускло блестели бутылки, боком к воде кое-где чернели металлические бочки. Кунгас лежал днищем вверх, стальной якорный трос струной уходил в воду. Значит, не оборвало, а волокло по дну. Это хорошо, иначе бы разбило вдребезги. Но радоваться рано — середина борта расщеплена о крутолобую, выступающую из-под берега ледяную линзу. Гудрон содран.
Чаквария с красными от бессонницы глазами ходил вокруг кунгаса, заглядывал внутрь.
— Можно сказать, повезло. Борт заделаем жестью. Давайте, друзья, за дело! Сейчас появятся рыбаки — начнем перебирать наш невод.
— Николай Захарович, ведь морпорт обещал новый кунгас.
— Нового, ребята, не будет. Его отдали соседнему колхозу — там у них весь флот штормом побило.
Появился катер с людьми из другой бригады.
К Савелию подошел кудлатый парень:
— Чего тут у вас стряслось?
— Да с кунгасом мучаемся.
Рыбак тряхнул могучей шапкой волос:
— Не переживай. На путине всякое бывает. Поможем.
Том Корецкий не выдержал:
— Помощнички нашлись — в свой карман.
— Кто же виноват?
— Не подвернись ты им под руку в тот момент, все бы иначе было, — сухо произнес Корецкий.
— А я при чем?
Корецкий безнадежно махнул рукой.
— Что сейчас говорить? В гудрон надо было солярку добавить — вот и весь секрет.
— Ну, а я-то при чем? — обиженно напирал кудлатый. — Не я же варил гудрон.
— Кончайте! За дело! — вмешался Шелегеда.
Стараясь не смотреть, как соседи орудуют на своем кунгасе в их неводе, рыбаки начали заделывать пробоину. Спилили края, приколотили толстый лист железа, залили гудроном, а сверху обтянули куском толстого брезента. Молчали. Лишь Корецкий, орудуя паяльной лампой, время от времени сообщал:
— Вторую раму загружают… — За третью взялись, черти.
Антонишин не выдержал:
— Да замолчи ты! Жалко рыбу?
— Наша ведь.
— Не обеднеем.
— И действительно, — согласился Витек, — свое мы еще успеем взять.
Соседи уехали поздно, приставать к берегу не стали, лишь помахали издали. К этому времени кунгас, залатанный с одного борта, уже плескался на воде.
