Через пять минут терпение её дало трещину.
– Фрэя, выкладывай.
Они уже проехали центр города; автомобилей становилось всё меньше, длинные офисные здания тянулись мимо рядами одинаковых тёмных окон, фонари мелькали куполами света.
– Фрэя, блин! Отомри.
Кьёр, вздохнув, отняла горячий лоб от стекла.
– Куда мы едем?
– К родителям. У меня паркет лаком вскрыли. А вторую квартиру на этот вечер Эмма выпросила. У них с Оливером романтический трах наметился – наконец-то… Моё сердце дрогнуло, и я не смогла воспрепятствовать их светлым чувствам.
Фрэя кивнула, не оценив сомнительного юмора, и уставилась на свои руки: пальцы тряслись, как у алкоголика с тридцатилетним стажем.
– Да что у тебя случилось, Кьёр? Хоть пару слов скажи.
– Давай дома…
Инге нахмурилась, но с вопросами отстала. Чуть позже набрала родителей и предупредила, что приедет с подругой.
* * *
Сёресены жили в Вальбю – богатом районе на юго-западе города. Двухэтажная вилла из серого камня даже днём была почти не видна с дороги, скрытая пушистыми ветвями черёмухи и карликовых клёнов – ночью же и вовсе казалось, что за деревьями ничего нет.
Решётка ворот плавно ушла в сторону, пропуская машину. В полуподземном гараже, куда они заехали, их ждал отец Инге. Он невозмутимо принял из рук Фрэи сумки, задержал взгляд на лице – видимо, заметил синяки у переносицы – и, не став ничего спрашивать, помог занести вещи в дом.
Госпожа Сёренсен зазвала девушек пить чай. За разговорами Фрэя немного успокоилась, но стоило им с Инге встать из-за стола, мутная волна тревоги снова накрыла её. Подруга, наверное, что-то разглядела в лице Фрэи, потому что сделала страшные глаза «ты-от-меня-не-отвертишься» и повела её в свою комнату.
Фрэя понимала, что дальше играть на нервах Сёренсен чревато, поэтому, едва та закрыла дверь, Кьёр села на кровать и отправила Инге пристальный взгляд. Девушка, без слов заняв кресло напротив, приготовилась слушать.
– Дело в соседе.
– К нему по-прежнему никто не ходит? – не удержалась Инге, посмеиваясь.
– Лучше бы не ходил… В субботу к нему заявилась женщина… кхм, фривольной наружности. Около полуночи наверху поднялся гвалт и грохот. Она кричала и, вроде бы, плакала… В общем, я вызвала полицию.
Брови Сёренсен недоумённо выгнулись.
– Патрульные приехали, пробыли минут десять и укатили. Я всё ждала, когда эта… дама выйдет от него. Но, кажется… кажется, она так и не вышла. На утро он сунул мне записку под дверь, в которой извинился за «доставленные неудобства».
